Козлова Лилит. ТЕМА РОДИНЫ У КОНСТАНТИНА ПАУСТОВСКОГО И МАРИНЫ ЦВЕТАЕВОЙ
ЛИЛИТ КОЗЛОВА
ТЕМА РОДИНЫ У КОНСТАНТИНА ПАУСТОВСКОГО И МАРИНЫ ЦВЕТАЕВОЙ
Здесь, на Рязанской земле, в Мещорских краях, которые Константин Георгиевич назвал своей второй родиной, особенно уместен разговор о том, как выглядело это понятие «родина» у двух великих носителей света культуры, какими были Паустовский и Цветаева, объединённые, кстати, еще одной малой родиной – Тарусой.
Легче всего оттолкнуться от такого исчерпывающего определения, что дал Паустовский: «родина – это всё» И, казалось бы, этого достаточно, очень часто на этом и останавливаются. Но особенно интересен текст, что следует дальше – расшифровка: «Это – ощущение счастья от зрелища огромной нашей земли, её лесов, закатов, морских побережий, наглаженных прибоями, пажитей, деревень, смотрящих в заречную даль. Это ощущение счастья от её лёгкого неба, её ветров, её людей, от их труда, от гудков паровозов, мчащихся к великим её городам, к заводам, шахтам, рудникам, создающим неслыханные богатства. Это – ощущение гордости прошлым и предчувствие великолепного будущего, которого мы никому не отдадим».
Читаем ещё: «Первой родиной … оставался Советский Союз. Но любовь к моей огромной родине жила рядом с любовью к небольшому клочку советской земли, где каждая старая ветла над водой, каждая лесная заброшенная дорога, каждое облако, оставляющее на небе туманный след, похожий на след корабля в море, и деже запах сена и дыма – всё напоминало о жизни с друзьями, прочитанных книгах, спорах, радости, о событиях, то смешных, то печальных, то полных глубокого смысла, то лёгких и задевающих сердце, и, наконец, о людях, простых и давно уже ставших своими: ворчливых стариках, любопытных мальчишках, жалостливых бабах, корзинщиках и рыбаках.
Так постепенно росла любовь к этому краю, то чувство, которое мы привыкли называть любовью к родине».
Проанализируем это определение Паустовского. Родина – это ощущение счастья и гордости от всего того, что любишь, что радует глаз, сердце и ум. Это чувство любви ко всему, что вокруг, что исконно наше, что можно и нужно защищать. Родину не знаешь умом – её чувствуешь сердцем и узнаёшь по этому ощущению.
Некая эмоциональная отъединённость от всего прочего мира. А вокруг – возможные посягатели и враги. Они могут родину захватить, как посягали фашисты на нашу землю, или испортить, как хищники-обыватели «с пустыми глазами» ради своей наживы и выгоды. Но это всё преодолимо, если родину любишь и за неё борешься.
Позиция защиты - естественная, проверенная всей историей человечества. А вот восприятие Родины особенное – поэтическое. Родина – это то, к чему идёт душа, что любишь особенно сильно. Иначе, как бы могла появиться «вторая» родина, где не родился? Только за счёт любви к ней.
Итак, высветилось самое главное, что буквально пронизывает творчество обоих, и Паустовского, и Цветаевой – чувство любви, тот компас, по которому можно прийти к понятию «Родина».
Поначалу у молодой Марины Цветаевой родина ощущается традиционно и гармонично: «Вся моя жизнь, - читаем у 24-летней Марины, - роман с собственной душою, с городом, где живу, с деревом на краю дороги, - с воздухом. И я бесконечно счастлива» (1916 г письмо Юркевичу).
«Я о земном заплачу и в раю, - пишет юная Цветаева, - Я буду петь, земная и чужая, Земной напев! И Паустовский, использовав для эпиграфа к «Книге скитаний» строки из этого стихотворения, усмотрел здесь «дочернюю любовь к России».
Но вот грянула революция, мир для неё резко изменился, по сути – рухнул. У Цветаевой исчезли средства к существованию - деньги в банке, оставленные матерью были конфискованы. Нечем стало кормить детей. Но именно тогда, вместе с революцией в её жизнь входит группа юных актеров. Театр и общение не только умещаются в ней, но как бы отодвигают, притушают на время всё прочее, и прежде всего голод – в окружающую «чуму» привносят «пир». В самые «чумные» 1918-19 годы она пишет цикл из 6 пьес, названный позднее «Романтика».
Так она сама дала название очевидному в себе: поэт-романтик. И чувство родины у неё стало ощутимо меняться: всё любимое отнималось одно за другим. Умерла от голода младшая дочка. Пропал без вести ушедший в Белую армию муж. Неотапливаемая квартира превратилась в трущобу. Средств для существования не стало. Голод. Повседневность как будто выталкивала её из жизни. Всё цветаевское противостояние бедам – это её поэтическое творчество, любовь и сила духа. А еще – природная жизнерадостность, «безумная любовь к жизни, судорожная, лихорадочная жажда жить» (1914). Взрывы «радости при малейшей удаче».
Она пишет несостоявшуюся книгу «Земные приметы» и цикл стихов «Лебединый стан», притаённый, опубликованный только через много лет после её смерти. Эти строки оттуда:
Мать с дочерью идем – две странницы.
Чернь чёрная навстречу чванится.
Быть может – вздох от нас останется,
А может – Бог на нас оглянется…
Пусть будет - как Е м у захочется:
Мы не Величества, Высочества.
…
Так, скромные, богоугодные,
Душой и телом – благородные,
Дорожкою простонародною –
Так, доченька, к себе на родину:
В страну Мечты и Одиночества –
Где м ы – Величества, Высочества.
Еще в 1916-м , перед самой революцией она написала: «Мне ничего не нужно, кроме своей души». И вот теперь осознала полностью: её родина – это страна «Мечты и Одиночества», куда посторонним не попасть - страна возвышенного состояния души…Полностью отрицающего всё земное неблагополучие того периода.
Паустовский не только принял советскую власть – он воспевал её, «Даёшь революцию!» - кричат в одном из рассказов мальчишки.«Колхоз не умрёть!» – бормочет один из его героев. – Нет ему нужды умирать: он навеки поставлен. Не умрёть!».
Его герои мечтают о подчинении природы интересам людей.
«Человек проложит новые небесные дороги для дождей и гроз, - размышляет его герой, - дороги в те области земли, где дожди больше всего нужны. Человек уничтожит губительные ветры, и только лёгкий бриз будет дуть над лугами и переносить цветочную пыльцу».
Нужно только захотеть и сложить усилия и энтузиазм людей, считает Паустовский – и все получится, светлое будущее настанет.
Вот два старика приехали помочь на строительство Волго-Донского канала «потому что их вера в победу человека над природой, в умелость рук и могущество разума была ясна, непоколебима».
А пассажир-писатель с волнением переживает «первую ночь на обширном и глубоком этом море, созданном руками советских людей, его соотечественников, его друзей, его сверсников» и думает: «Какое величавое, простое и человечное время».
Цветаева же революцию и советскую действительность не приняла и особенно ясно осмыслила своё сопротивление - «скажут нет, а будет да», которое смутно ощущала в детстве, осмыслила уже по-новому: «Я – мятежница лбом и чревом!». Неприятие жизни, прошедшей в первый послереволюционный период перед её глазами, осталось у неё навсегда. Фронда и самоосмысление, творчество и самовыражение сопровождали её всю оставшуюся жизнь – а также внутренний рост, одухотворение, уход в небесные высоты души. По-новому зазвучала и тема родины.
«Можно ли вернуться в дом, который срыт?», - скажет она позже, уже из-за границы. И ещё: «Той России нету, как и той меня». Остаётся только вспоминать счастье дореволюционных дней: «Роднее бывшее – всего» - пишет она. Самое родное – то прошлое, когда в несуществующей ныне Москве жила несуществующая больше Марина Цветаева. И так живо и больно напоминает за границей о прошлом т а – родная - природа: «Но если по дороге - куст Встаёт, особенно – рябина…».
Цветаевой 42 года, до конца жизни остаётся всего 7 лет, а она чувствует себя безродной: «Душа, родившаяся – где-то»…
В стихах зарубежного периода с названием «Родина» она подробно, хотя и зашифрованно, объясняет читателю, где именно она её чувствует. Образы родины неожиданны и широкому читателю непонятны: «Даль – тридевятая земля! Чужбина, родина моя!…Недаром, голубей воды, я далью обдавала лбы. … Распрь моих земля – Гордыня, родина моя!»
Подробный 1992 года мой разбор этого стихотворения помещен в моей книге «Одинокий дух». Из него следует, что высшие небесные земли в ограде гордыни – своеобразной защиты её максималистской преданности своему поэтическому предназначению – это и есть истинная родина. Там, где родится возвышенное состояние души, выраженное непримиримой, горделивой позой, когда голова уходит в заоблачную бесконечность.
Снова, как и у Паустовского, родина определяется чувством, состоянием души, ощущением любви. И получается, что поэт создаёт себе родину сам, своим отношением к окружающему и происходящему.
Паустовский, как он видится в его произведениях, очень гармоничен. Он живёт и наслаждается тем, что есть сейчас, видит светлое будущее на земле, считает, что его можно построить, если дружно взяться и устранить тех и то, что мешает.. Сейчас, когда мы уже по-иному смотрим на безумие цивилизации и «победы» над природой, обернувшиеся подчас экологическим поражением, этот оптимизм видится типичной романтикой.
Романтик-Паустовский видит вокруг только то, что хочет видеть, как бы не замечая многого, веря, что это не главное и вполне устранимо, воспевая успехи и достижения, людей, природу и любовь к ней. И он счастлив этим. В пресловутом стакане, наполненном наполовину, он как будто смотрит только на воду.
Марина Цветаева гармонична по-своему, она «на одно крыло серебряная, на другое золотая» – от природы полюсная и даже
противоречивая. Она видит всё, что мешает ей жить и быть счастливой на земле, все недостатки и неустроенность, как бы только пустую часть того же стакана. Но не принимает этого, на то она и родилась мятежницей! – достраивая свой мир в душе и насаждая справедливость своими стихами, живя в них и через них в будущем. Чем становится старше, тем больше у неё родина души в центре внимания. В 31 год она выдохнет: «Господи, душа сбылась!» а позже будет просить Бога о райском саде на земле: «За этот ад, За этот бред Пошли мне сад На старость лет!».
И Цветаева главным образом, счастлива творчеством. «Жизнь, как она есть, мне определенно не нравится. Я принимаю её только преображенную».
«Пошли мне!» Для полного счастья Цветаевой надо, чтобы что-то шло к н е й , хотя сама она щедро дарит людям поэтический праздник, «обронные жемчуга» своих творений и «улыбки другим».
Так, не дано мне ничего
В ответ на праздник, мной даваем.
Так яблоня – до одного
Цветы раздаривает маем…
У Паустовского всё по-другому. Как писатель-лирик он общепризнан, принят и любим читателями, отмечен государством и постоянно издавался при жизни.
Марина Цветаева до сих пор понимаема не каждым, долго была неизвестна, критиковалась Георгием Адамовичем в Париже, а в Москве - Корнелием Зелинским еще при ее жизни и Михаилом Гаспаровым в наши дни. В СССР до 1964 года она практически не издавалась. По сути, триумфальное признание Цветаевой пришло только к её столетию. А признание – это тот воздух, которым творческая личность дышит…
«Одному не простила – всем!» - напишет она под конец жизни, имея в виду тех, кто её не понял и не принял. Хотя цветаевский читатель уже родился и любит её, как она и предвидела: «Как меня будут любить – читать что! – через сто лет!».
Потребность в любви к се6е. Скорее всего, она есть у каждого человека вообще. Возможно, Паустовскому любви хватало при жизни, он читательскую – и не только - любовь получал и чувствовал постоянно. Сам же он отдает свою любовь естественно и безоглядно, пропитав ею всё, что кладёт на бумагу. Даже, возможно, не осознавая всей ценности своего дара людям. И его любовное видение жизни помогает читателю воспринимать родину так же. как и он, - и внутренне расти на этом.
Марина Цветаева покоряет читателя своей исключительно трудной жизнью, в которой, по определению Паустовского, «сплошная вереница горестей и несчастий, всё время тонущая в веренице блестящих стихотворных и прозаических книг». Она поражает трагичностью непонятости и недолюбленности. Она обращается к нам «с требованьем веры и просьбой о любви!», будит совесть невнимательного, укоряя его: «Меня не посадивший с краю!». Поражает социальным миролюбием: «Двух станов не боец», сочувствием к побеждённому и сопереживанием с умершим, всей необъятностью и неповторимостью своей личности, которая «всегда предпочитала быть узнанной и посрамлённой, нежели выдуманной и любимой!».
Фонтанирующим жизнелюбием утверждает Цветаева в сердцах людей свою поэтическую родину – страну высокой Поэзии.
И Паустовский, и Цветаева говорят, по сути, об одном и том же – о своей любви к родине, но каждый делает это по-своему, достигая удивительного положительного эффекта, освещая и по хорошему переворачивая жизнь читателя.