11 ноября - В День памяти ИВАНА ЯКОВЛЕВИЧА БОДРОВА
11 ноября - В День памяти последнего из Могикан Тарусы
ИВАНА ЯКОВЛЕВИЧА БОДРОВА,
друга Константина Паустовского,
Ариадны Эфрон, яркого участника тарусских Костров,
поставьте свечу и выпейте рюмочку за его праведную жизнь.
С поклоном Б.М.
Бодров Иван Яковлевич, к сожаленю, ушёл из жизни в 2008 году на 83-м году жизни.
*****************************
Без Бодрова Тарусу невозможно представить |
Таруса. 9 марта 2013 года
Он был ее преданным сыном, летописцем и певцом, гидом и ангелом-хранителем. Она — его колыбелью, малой и большой родиной, музой — всем. Писатель-краевед, журнал ист-самородок, яркая неординарная Личность — он посвятил всю свою долгую жизнь родному краю. Почетный гражданинТарусы, ветеран Великой Отечественной войны, Главный Волшебник планеты, как его многие называли.
«Тарусе, музею-усадьбе Поленово повезло: у них есть самоотверженный и влюбленный в эти места человек — литератор И. Я. Бодров», — писал Константин Георгиевич Паустовский в предисловии к, книге Бодрова «Приокские дали».
Он был первым, кто встречался каждому приезжему, вступившему на тарусскую землю. Улыбающийся, увлеченный и увлекающий, уводящий за собой в страну Тарусу с ее древней историей и великими именами, красавицей Окой и нескончаемыми просторами, живописными оврагами и пригорками.
«Бодров умел удивительно общаться на короткой ноге со всеми сословиями, со всеми поколениями — с учеными и неучеными, молодыми и старыми, — сказал отец Леонид, настоятель тарусского храма Воскресения Христова, отпевавший писателя 13 ноября 2008 года. — Он был человеком открытым и объединял вокруг себя людей, которые достаточно разобщены, и в Тарусе в том числе. Бодров — идеал в этом смысле, в отношении человека к человеку. Человеческое общение — это его особый дар, редкое свойство души».
Ни одно культурное событие не обходилось без его возвышенного эмоционального выступления. На открытиях музеев, выставок, Рихтеровских фестивалей, ежегодных «Землянок» в День Победы 9 мая и т.д.
Бодров был непременным участником тарусских Цветаевских костров, зажигаемых вот уже третье десятилетие в первое воскресенье октября в честь дня рождения поэта Марины Цветаевой. Из многих городов и весей, где теперь живут «костровцы», продолжающие эту знаменательную традицию, в роковой день 11 ноября 2008 года пришли соболезнования и поклон всем родным и друзьям. Из Александрова, Елабуги и Ташкента, из Германии, Италии, США, Канады и Австралии. Потому что Бодров, как сказано в некрологе тарусской газеты «Октябрь», был символом Тарусы и «с уходом этого поистине солнечного человека ушла целая эпоха в истории Тарусы».
Незадолго до этого печального события я приходила к Ивану Яковлевичу в уютный и тихий Лесной переулок, с тремя елями перед его домом, под которыми он не раз устраивал уникальные музыкально-литературные вечера. «У Бодрова под елками» — так, кажется, они назывались и проходили прямо на улице, собирая оживленную неравнодушную публику. Звучали стихи, песни, и даже настоящая балерина танцевала — Елена Шило, в пуантах, прямо на траве.
-А! Родная душа пришла, — встретил меня Иван Яковлевич
в сенях — худой, недомогающий, непривычно обросший густой бо
родой, но глаза по-молодому блестят, светятся. — Ноги уже не дер
жат, дочка…
-Давайте я вам носки заштопаю — пятки протерлись.
-А я специально пятки ножницами отрезал, чтоб не протира
лись. — Бодров есть Бодров. Прилег на диван, укрылся одеялом.
-Этот вот диван, когда меня не станет, в краеведческий музей
заберут. А на доме мемориальную доску повесят. Не веришь?
Верю, верю, Иван Яковлевич.
- Да шучу, конечно… Но все последнее время лежу тут и думаю;
состоялся ли я вообще в этой жизни? Как ты думаешь?
- Даже не сомневайтесь: состоялись! Какие книги замечатель
ные написали, а сколько эссе и статей — не счесть! Помню и ваш
очерк про тарусских коллекционеров в знаменитых «Тарусских
страницах»…
— Вон они, на столе. Почитай, что Мастер там мне написал.
Беру в руки знакомый объемистый том, который вышел почти
полвека назад и стал невероятно популярным, но «тут же был казнен», по образному выражению Окуджавы. Успели, правда, выпустить 31 тысячу экземпляров — теперь это раритеты. Но Тарусу за этот альманах — со стихами почти запрещенной Цветаевой и бывших политзаключенных Заболоцкого и Штейнберга, с неслыханно смелыми по тем временам произведениями молодых авторов, -наказали: лишили статуса районного центра, а Калужское издательство упразднили. Влетело и участникам сборника: их вызывали в ЦК — для проработки…
Читаю на титуле: «Дорогому Ивану Яковлевичу Бодрову на память о «литературных днях» в Тарусе с глубокой симпатией. К. Паустовский. 6. XI. 61. Таруса».
— Золотое было время, — вспоминает Бодров. — Нам было очень хорошо и легко с Паустовским, душой, инициатором альма наха. Он умел слушать и даже угадывать твои мысли. Ко мне вооб ще все авторы, кто вошел в «Тарусские страницы», относились хорошо…
Позже Сергей Иванович Бодров, сын Ивана Яковлевича, рассказал мне, как пострадала их семья из-за опального альманаха: «Уничтожили, уже в типографии, в наборе, новую краеведческую книгу отца. И перекрыли ему, что называется, кислород».
Но до «Тарусских страниц», оказывается, все-таки успела выйти книга Бодрова «У нас в районе», мало кому сейчас известная, совместная с А. И. Демидовой, тогдашним первым секретарем Тарус-ского райкома.
Маргариту Васильевну Бодрову, преподавателя русского языка и литературы, три раза выдвигали на звание «Заслуженный учитель РСФСР». А потом «задвигали». Предлагали развестись с мужем, взять другую фамилию. Но она не хотела разрушать семью и каждый раз очень переживала, потому и умерла рано. А сына не приняли на военный факультет Тульского политехнического института…
— Знаешь, дочка, меня жизнь ох как ломала, а сейчас особенно. И люди стали жестокими. Но я чувствую себя счастливым. Сча стье — это сочастье. Я общался со многими великими личностями: Паустовский, Казаков, Заболоцкий, Ватагин, Рихтер. Какие имена! Думал ли я, простой парень из села Ильинского, что когда-нибудь буду беседовать с ними, писать о них?
Детство Ивана Яковлевича прошло в селе Ильинском, где он родился 30 июня 1926 года, среди завораживающей природы, с лесными прогулками, купаниями в речке Таруске, ночными кострами. Окончил тарусскую школу и сразу же ушел на фронт. Служил и на Дальнем Востоке.
— Девушки на Дальнем Востоке — без огонька, не то, что наши, тарусские. Есть такие шедеврики! Я бы покадрился, да ноги не ходят… — улыбался Иван Яковлевич. — Бог создал два чуда: красоту природы и женскую красоту.. Что-то я еще хотел тебе сказать?
Потом учился в Горьковском военно-политическом училище. Стал политруком в звании лейтенанта и был послан в Армению, служил на границе с Турцией. Уволился в 1956-м в звании капитана — душа рвалась в Тарусу…
— У нас в селе Ильинском почти все имели фамилии — Бодро вы. Знаешь, как расшифровать? Бодрость духа решительно одоле вает все! Вот я и преодолеваю болезни… Сейчас бы коньячку гло ток, чтобы разогреть кровь. У тебя, случайно, нет с собой?
— Увы… Иван Яковлевич, а вы учились на журналиста?
— На журфаке МГУ. Заочно. На лекции, помню, ходил. Экзамены сдавал. Главная учеба, дочка, — это жизнь. Чего только в ней не было?! Но у меня есть свои правила — заповеди, завещанные Мастером: «Жизнь хороша, если ее не бояться и принимать с открытой душой».
— «Чтобы двигаться, надо остановиться», — моя любимая заповедь Паустовского, — подхватываю я.
А Иван Яковлевич продолжал: «Все замечать, запоминать и беречь у себя на сердце», «От одного слова может померкнуть солнце».
И мы говорим уже вместе: «Нет, человеку нельзя жить без Родины, как нельзя жить без сердца», «Смотреть на мир так, будто видишь его в последний раз…».
12 лет (с 1956 по 1968 г.) Бодров работал в тарусской газете «Октябрь» литработником отдела писем. В декабре 1957 года стал членом Союза журналистов СССР. Ни один номер «Октября» не выходил без его участия. Причем у него своя необычная манера излагать мысли, свой, ни на кого не похожий язык — живой, доходчивый, с легкой самоиронией. Эти годы — самые плодотворные, освященные общением с Учителем, Мастером — Паустовским.
4 октября 1988 года Иван Яковлевич устроил мой авторский вечер в редакции газеты «Октябрь» (у меня уже вышла первая книжка стихов «Преодоление»). Пришли художники-супруги Коровины, что было для меня большой честью, сделали существенные замечания по оформлению книги. Народу было немного, но Иван Яковлевич, ведущий вечера, сиял, шутил — это был настоящий праздник.
Тогда же, помнится, я написала стихи:
ИВАН БОДРОВ
Стремительный, как юноша безусый,
Идет навстречу мне Иван Бодров
— Живая память городка Тарусы
И летописец окских берегов.
Оратор здешний, журналист и книжник
— Живет, как пишет, — вольно и легко.
А верные собаки и мальчишки
— Его почетный преданный эскорт.
Непредсказуем, как вулкан и вьюга,
Чудаковатый, шустрый и простой,
Он в каждом встречном видит брата, друга
И тянется распахнутой душой:
— В Москву ты уезжаешь, я прослышал?
— Летит улыбка мне с блаженных уст.
— Писать-то будешь? Адрес мой запишешь?
— Таруса, левый берег, первый куст.
Ах, как тоскливо жить без чудаков.
Жди от меня письма, Иван Бодров.
И письма чудодейственным образом доходили: кто в Тарусе не знал Бодрова?
Летом 1996-го все поздравляли Ивана Яковлевича с присвоением ему звания «Почетноый гражданин города». И он с радостью вспоминал об этом судьбоносном событии в январе 2002 года:
«В день поздравления Константина Георгиевича Паустовского со званием «Почетный гражданин Тарусы» он сказал, что минует двадцать, может быть, тридцать лет — и благодарная и щедрая Таруса дарует мне звание — титул почетного гражданина. И я обрету уникальное право на благословение своих земляков и друзей. И, как видите, предсказание Мудреца сбылось. Я уже пять лет как почетный гражданин Тарусы…»
Когда в 97-м я работала над номерами журнала «Мир Паустовского», посвященными Тарусе, Бодров любезно предложил мне свою уникальную «Тарусоккалу», на страницах которой в разное время оставили записи К. Паустовский, Ю. Казаков, Б. Балтер, А. Штейнберг, А. Эфрон… Эти записи теперь бесценны.
Кто-то считал его блаженным, кто-то сумасшедшим. — Людей необычных не любят, — признался мне Иван Яковлевич в наши последние встречи.
После них я шла в тарусскую библиотеку и просматривала — перечитывала заново его книги: «Таруса» — в соавторстве с Н. Н. Госгунским, «Таруса», уже упомянутые «Приокские дали».
А вот самая многотиражная — «Я — Ока» с дарственной надписью: «Моей родной тарусской библиотеке с радостью и поклоном дарю «Я — Оку» — первую мою стотысячншгу…» Выписывала цитаты, собиралась написать о нем, порадовать его. Не успела.
Он был певцом родной тарусской земли, родившей его и теперь принявшей в свое лоно навечно.
Т.П. Мельникова