Одна абсолютно счастливая любовь. Тонино Гуэрра

Одна абсолютно счастливая любовь

 

 

 

Ах, эти прелестные итальянcкие паезини (городки, деревушки, поселения)! Именно в них заключается особое очарование и неповторимый колорит Бель Паезе. Однако русская поговорка гласит, что не место красит человека, а все происходит с точностью до наоборот. Она вспоминается сразу же, как только оказываешься в крошечном Пеннабилли, что находится в регионе Эмилия-Романья, вернее в той его части, которая называется Романьей и почти уже граничит с Марке. Этот провинциальный городок так и остался бы одним из многих – удивительный пейзаж, точь-в-точь как на полотнах лучших мастеров (отсюда до Урбино, где родился Рафаэль, всего 30 км), развалины средневековой крепости на высоком холме, старинная церковь на неизменной площади, «круглой, как рай» (М. Цветаева), монастырь, театр… Если бы более двадцати лет назад здесь не поселился волшебник и сказочник – маэстро Тонино Гуэрра. И все здесь зацвело, запело, закрутилось и завертелось совсем по-особенному, по его магическому «веленью-хотенью». Так Пеннабилли превратился в одно из самых романтических и поэтичных мест всей Романьи. Да что там Романьи – всего мира. 

И жнец, и на дуде игрец

Сказать, кто такой Тонино Гуэрра, не так-то просто. На мой взгляд, лучше других с этим справился его друг Георгий Данелия: «Поэт, сценарист (более 120 (!) фильмов в сотрудничестве с выдающимися мировыми режиссерами – авт.), писатель, художник, журналист, архитектор, скульптор, конструктор, меценат, сказочник, педагог, металлург, изобретатель, общественный деятель, агроном, садовник, химик – и просто хороший человек. А еще он футболист и саксофонист. Он написал уйму сценариев, стихов, сказок, статей. Нарисовал несметное количество картин. По его рисункам оформляются витражи, винные этикетки, скатерти, книжки. По его чертежам строятся дворцы поэзии и фонтаны. У него своя собственная технология обжига керамики, своя технология отливки металла, своя технология варки стекла. У Тонино бесчисленное количество талантов. Мне кажется, что там у них, наверху, кто-то ошибся: он должен был родиться в эпоху Возрождения». И все же даже столь исчерпывающая характеристика оказывается неполной и хочется добавить: мудрец, философ, мечтатель и романтик, умевший разговаривать, подобно своему соотечественнику Франциску Ассизскому, с бабочками, птицами, цветами, ветром, дождем, камнем у дороги, старой замшелой скамейкой… Сто раз прав Данелия, говоря о нем, как о Леонардо да Винчи. Кстати, этот-то на саксофоне точно не играл. 

Назвать Тонино человеком Возрождения можно не только за его таланты и умения, за его безграничную творческую широту, от которой каждый, соприкасавшийся с ним, мог брать что-то, в итоге, свое. Феллини, Антониони, де Сика, Моничелли, Дамиани, Рози, братья Тавиани, Ангелопулос, Тарковский, Торнаторе – далеко неполный список снимавших по его историям. Однако причислить его к современникам Микеланджело, Леонардо и Рафаэля можно скорее за подлинный гуманизм. Недаром же образ блаженного чудака из Ассизи, променявшего отцовское богатство на поиски духовного идеала, так привлекал сценариста. Жаль, что фильм, который Гуэрра задумывал со своим другом и бессменным коллегой Антониони, об этом святом, таком человечном, так и не был снят. «Все для людей» – по-другому сам Тонино просто не умел жить. Помните, как он смеялся, даже когда ему уже было за девяносто, – заразительно, словно напроказивший школьник? 



Результат поражает размахом – сегодня шагу нельзя ступить по Романье, чтоб не обрадоваться. Парки, сады, замечательные картины и скульптуры, восстановленные церкви и реконструированные площади, мемориальные дощечки в честь простых горожан («Здесь жила Лукреция, не знавшая уз брака…»), удивительные фонтаны – парящие над водой бабочки, улитки, ковры-самолеты, скатерти-самобранки… Необычный ресторан, созданный вместе с Феллини в Сантарканджело – «Ля Санжовеза». Названный в честь выдуманной мифологической великанши, судя по имени, любительницы крепко выпить, что-то вроде Сарагины из «Восьми с половиной», он стал излюбленным местом для жителей благодаря традиционной кухне и интерьеру – делу рук самих авторов. Обычный фабричный рабочий или мелкий торговец в воскресный день с семьей отправляются в этот ресторанчик, сидят на стульях, смотрят на огонь в каминах, сделанных руками Гуэрры, рассматриваю картины, нарисованные Феллини, пью вино, шутят. Это ли не воплощенный принцип марксизма-ленинизма «искусство должно служить народу» – но без жертв, по-доброму и красиво. Недаром же сам Тонино любил пошутить, что он коммунист-дзен. Не говоря уж о поэтическом эпосе края, который теперь изучается в школах. Как, например, написанная на итальянском и романьольском знаменитая «Одиссея», авторская версия Гомера. Бесчисленные шедевры Тонино, такие милые и трогательные, хранящие частичку его по детски наивной и великой души. 



Сам же Гуэрра ко всем своим титулам и регалиям относился единственно верным образом: шесть раз НЕ поехал за «Оскаром», примерно столько же за «Пальмовой Ветвью» и «Золотым Львом» (может быть, поэтому ему и достался совсем другой «золотой лев» – свой, особенный?). А тот забавный случай, когда «награда случайно нашла своего героя», стал почти хрестоматийным: Тонино, решивший, что приглашен на званый обед («Лора, представляешь, жена президента зачем-то хочет со мной пообедать!»), случайно ошибся дверью, и на вопрос главе государства «а где же ваша супруга?» получил-таки большую звезду «За заслуги», выше которой в Италии ничего не существует. И в этом он весь – «вечный ребенок». Зато гордился всерьез, когда Пазолини включил его в свою антологию как выдающегося поэта современности. Кстати, они первые начинали слагать стихи на диалекте – Пьер Паоло на фриульском, Тонино на романьольском. «Это как играть на старинной мандолине», – много позже расскажет неисправимый оптимист о своих первых опытах, которые, как известно, сопровождались отнюдь не веселыми обстоятельствами. Но в этом-то и заключалась его волшебная сила, почти колдовская, поднимающая всех нас высоко-высоко над землей. Тонино не был бы самим собой, не придумай он эту историю с котом на абрикосовом дереве, которая закончилась тогда еще для юноши, почти мальчика, в немецком концлагере. Ну не мог он просто сказать, что да, дескать, был, как и многие, участником антифашистского партизанского движения. Ему была не интересна эта «правда» жизни. Напротив, всегда хотелось заглянуть внутрь – будь то событие, человек, предмет, явление природы – во всем отыскать поэтическую суть. Единственная, так сказать, должность, которая пришлась ему впору – президент реки Мареккьи. Самопровозглашенный. И не забавы ради, а потому, что в конце 80-х годов от светлых и чистых ее волн, как в его детстве, уже почти ничего не оставалось. Тогда Тонино настоял, чтоб региональный чиновник, отвечающий за эту проблему, испил воды, как это делали деды и отцы, прямо из реки. Не удивительно, что новые очистные сооружения появились незамедлительно. Поэтому в Италии его называют просто и лаконично – маэстро, что значит «учитель» или «мастер». 


«Волшебная невидимая нить…»

А еще всем известно, что этот жгучий брюнет из итальянской глубинки – русский. По жене. Так он и сам всегда говорил. И это отнюдь не шутка. Влюбившись в московскую красавицу с королевским именем, Тонино перенес это чувство и на ее родину. Они словно бы обменялись двумя мирами, двумя вселенными. Россия, тогда еще СССР, а значит, и все огромное поликультурное пространство, включая Грузию, Армению, Прибалтику, Среднюю Азию, в виде поэтических образов и метафор, знакомств и дружб с замечательными режиссерами, художниками, писателями, поэтами навсегда поселилась в творчестве итальянского волшебника. «Медленный снег» его заворожил, подарив новый смысл и силы. Старый станционный фонарь, обнаруженный в Ясной Поляне и, как любил представлять Тонино, освещавший последний путь Толстого, превратился в сказочные латерны, добавляющие света и без того яркому и солнечному Пеннабилли. Из поездки по Армении, как признавался сам маэстро, он вернулся другим человеком. Азиатская экзотика выплеснулась в живописи, традиции дымковских мастеров – в скульптуре… И так до бесконечности. 



Элеонора, Лора, стала для маэстро Гуэрры всем – возлюбленной, женой, другом, переводчиком, личным секретарем, помощником, Музой… Это именно она наполнила его творчество новыми красками и энергетикой. Это именно ее друзья – Андрей Тарковский, Бэлла Ахмадулина, Сергей Параджанов, Рустам Хамдамов, Андрей Хржановский, Георгий Данелия, Сергей Бархин, Чабуа Амирэджиби, Паола Волкова, Юрий Любимов – стали и для него не только соавторами и коллегами, но по-настоящему близкими. Тонино всегда жил для людей, а она – для него. Сказка, начавшаяся в 1975 году, не закончилась и сегодня. Даже несмотря на то, что Тонино уже нет на земле – он ушел весной 2012 года, в пору, когда здесь, в Италии, зацветали миндальные деревья, а Москву засыпало снегом. И дело не только во времени, проведенном вместе (37 лет), а в том полном погружении друг в друга, в том духовном единении, таком счастливом и редком, когда две личности становятся единым целым. Пастернаковское «и провести границы меж нас я не могу…» здесь как нельзя кстати. 



Сам Тонино об этом сказал так: «…как это прекрасно идти вместе, держась за руки, к смерти. Многим кажется, что новые отношения принесут более сильные ощущения. Это не так. В итальянском языке есть такое слово, которое невозможно перевести на русский – «волер бене». Дословно это означает – хотеть хорошо. Есть «амаре» – любить, а есть «волер бене». Это когда к человеку относишься так, что нет никого ближе его. «Амаре» держится на физическом наслаждении. Самое сильное чувство на земле – это когда «амаре» перерастает в «волер бене». Оно приходит только через годы, прожитые вместе, и эти годы не должны унести доверия. Потеря такой долгой связи более трагична, чем потеря любви и, уж тем более, физического наслаждения. Мне посчастливилось пережить «волер бене». Мне будет девяносто, а рядом со мной Лора – моя жена, которую я нашел в России более тридцати лет назад». 

«Такую связь не может разорвать ничто, даже разлука, даже конец физического бытия. В этом смысле смерти нет, она не существует. Это то, чему меня сегодня учит Тонино», – в голосе Лоры слышны и печаль, и безграничная любовь. Бабочка, запутавшаяся в ее волосах, нежная, с трепещущими крылышками, – скажите, ну кто еще, если не он, добрый волшебник, мог бы такое придумать, чтоб утешить свою возлюбленную в первую без него, и потому такую невыносимо одинокую, рождественскую ночь? Это ли не чудо? Да и откуда бы она взялась, эта бабочка, в самый разгар, пусть и итальянской, но все же зимы? И двойные радуги, встающие в чистом небе, без малейших признаков дождя, но именно тогда, когда Лоре особенно грустно… И аромат роз, ранним утром в день ее рождения, такой явственный, наполняющий весь дом… И ассоциации, приводящие в Ассизи… И наугад открытая страница в раннем сборнике поэта на стихотворении, повествующем о «ключах от рая», именно на девятый день после его смерти, когда Лоре был так необходим «какой-нибудь знак»… Все эти чудесные подарки дают ей силы жить, как любил сам Тонино – будто каждый день последний, не жалея своих сил для других, с полной самоотдачей – дню, месту, делу, людям. «Уйти как придти» – название одного из последних рассказов маэстро или же «встречи часто начинаются в момент расставания» – фраза, оброненная одной из его героинь, – остаются в нашей памяти как его завещание. Уже перед самым концом она склонилась над ним: «Тониночка, я тебя любила всю жизнь». И он прошептал: «Ti amo anche adesso» («Я и теперь тебя люблю») и, лукаво улыбнувшись, добавил: «E dopo» («И потом»). Лора вспоминает об этом моменте так, будто достает из шкатулки бесценное сокровище.


«Легкий воздух вокруг головы»

Наша с Лорой первая встреча произошла в один из тех удивительных осенних дней, когда солнечно и тепло, как летом, воздух чист и прозрачен, с легкой дымкой, краски завораживающе-золотисты… Я ждала ее возле музея «Мир Тонино Гуэрры», размещенном в когда-то заброшенной старинной пеннабилльской церкви, любовалась прекрасной панорамой на окрестности Вальмареккьи. Кстати, не исключено, что пейзаж за спиной Моны Лизы Леонардо подсмотрел именно здесь – недавнее предположение ученых. Мысленно рисовала образ, знакомый по фотографиям и фильмам. И все же когда она появилась, я была потрясена – казалось, праздничность и яркость ее облика соперничала со всем, что нас окружало. Кудрявая копна рыжих волос (имя Элеонора означает не что иное, как «золотой лев»), необыкновенно лучистые, фиалкового цвета глаза, чарующая улыбка. Но главное – поразительная открытость, не наигранная, а идущая глубоко изнутри доброжелательность, мягкость и такт, умение понять и почувствовать собеседника. С первых же минут рядом с ней становится необыкновенно легко и как-то по-особенному уютно, так, как будто эту молодую, светлую, мудрую, добрую, остроумную, прекрасную женщину ты знаешь уже очень-очень давно. И что поражало впоследствии, от встречи к встрече, это ее абсолютная внутренняя схожесть с Тонино. Совершенно невольно ловишь себя на мысли, что общаешься с его альтер-эго, только в женском обличьи.



Есть персонажи, которых невозможно вообразить детьми. А есть такие, как Тонино и Лора. До самых последних дней в удивительном поэте-волшебнике всегда угадывался ребенок – так и Лору легко представить маленьким ангелом с огромными голубыми глазами и кудряшками, особенно когда ей весело. «Воздух – та легкая вещь вокруг твоей головы, и она становится светлее, когда ты смеешься», – поэтические откровения Тонино здесь, в Пеннабилли, повсюду: на стенах домов, на специальных деревянных столбиках, иногда кажется, что они магическим образом возникают из воздуха, а иногда их нашептывает ветер…


Яблоко и «цветная бабочка» 

Я уверена, что Тонино любил Лору всегда, даже не будучи знакомым с ней. Более того, их встречу он, как говорится, напророчил, наколдовал. «Все обещало мне тебя» – эти ахматовские строчки, а Тонино очень любил русскую поэзию серебряного века, как нельзя лучше выражают то, что случилось между ним и его музой, найденной в России. 



Когда Тонино родился – весьма чудесным образом, после 11 месяцев, проведенных в утробе матери (это ли не символ, что мир его заждался!) – доктор Малагутти воскликнул: «Немедленно дайте этому ребенку печеное яблоко». Особую любовь к этому фрукту – символу мужского и женского, соединения двух начал, «двух половинок» – Тонино пронесет через все свое творчество, корнями уходящее в его предвоенное детство в «черно-белом» Сантраканджело. Здесь жили и легендарный кузнец Фонсо, и его первый учитель живописи Моррони, и приятель Турчи, также ставший замечательным художником. Из этих же мест был родом и бесстрашный доктор Строкки, записавший в лагере за Тонино его устные рассказы и стихи – ассоциации с Гомером прямо-таки напрашиваются. Это здесь в остериях его родители, мать Пенелопа и отец Одуардо, встречались с друзьями. Коротая время за бокалом вина и солеными бобами, они распевали оперные арии. Дом, в котором всегда было много собак и кошек, стоял на улице Верди, во дворе росло то самое абрикосовое дерево – патриархальный мир, питавший воображение Тонино многие годы. Другой важный образ появится тогда, когда детство резко оборвется: «Счастлив в своей жизни я бывал много раз, но более всего, когда меня освободили в Германии, и я смог посмотреть на бабочку без желания съесть ее».


А теперь представьте: на расстоянии в более чем три тысячи километров, в далекой России, и с разницей почти в 20 лет, голубоглазый Ангел (детское прозвище Элеоноры Крейндлиной) живет в совсем другом мире – влюбляется в писателей и литературных героев, а заодно и в соседского мальчишку Эдика Радзинского. Она счастлива, потому что еще жив ее отец Генрих – элегантный франт, любимец женщин, водивший дружбу с Сергеем Есениным, окончивший высшую дипломатическую школу в Петербурге и медицинский институт. «Делавший деньги» на бирже в эпоху НЭПа («Едет еврей – пять голов», так его встречали), при Сталине занимавший должность замминиста торговли, прошедший лагеря. И красавица мама из старинного дворянского рода, Эльвира, которой восхищались все знавшие ее. «Они познакомились в парфюмерном магазине, так у папы была возможность начать их отношения сразу же с подарка, и он не мог упустить такой шанс. Я же была зачата в поезде, мне очень нравится эта мысль – так началось мое путешествие по миру», – детскую влюбленность в родителей Лора сохранит на всю жизнь. В благополучные периоды в их доме собирались друзья, в том числе и знаменитые, звучали музыка, шутки, смех. Няня-гувернантка, школа «с латинским языком», первый курс театрального института. «Поиски себя», закончившиеся филфаком МГУ, преподавание немецкого языка («Первый и последний раз в жизни меня называли Элеонорой Генриховной», – смеется Лора). Короткое замужество, работа на «Мосфильме» редактором экспериментального объединения под руководством Григория Чухрая, второй брак, на сей раз счастливый, с «коллегой по цеху» Александром Яблочкиным – жизнь как будто бы готовила Лору к судьбоносной встрече. И словно бы ставила на ней специальные «отметки», наверняка сказавшие Тонино: «Узнай меня!». 



В московских квартирах, сначала в районе Аэропорта, затем на Мосфильмовской, в которых Лора жила со своим вторым мужем, всегда царила атмосфера вечного праздника. Среди частых гостей – Марлен Хуциев, Юрий Визбор, Борис Мессерер, Микаэла Дроздовская, Лев Збарский, Дмитрий Полонский, Василий Аксенов, Отар Иоселиани, Владимир Наумов, Александр Алов, Георгий Данелия, Григорий Чухрай, Юрий Норштейн, Андрей Хржановский. Именно в это время началась и дружба с Сергеем Параджановым, Андреем Тарковским, соседом по дому, Беллой Ахмадулиной, пророчески называвшей Лору «цветной бабочкой». «Саша делал необыкновенные котлеты, как говорили наши друзья – «яблочкинские». Мы танцевали в нашей маленькой квартире или ходили в Дом кино», – Лора любит рассказывать эти милые подробности. Однажды в один из таких вечеров ей посчастливилось попасть на показ антониониевской «Ночи». Потрясенная этим фильмом до дрожи в коленях, Лора, конечно же, не обратила никакого внимание на имя сценариста. Но ниточка, совсем еще тонкая и невидимая, уже существовала, колесо фортуны набирало обороты… 


Белоснежные платки Антониони и шарфы Гуэрры

Однако, как известно, судьба – дама капризная, и прежде чем осчастливить, она порой проверяет на прочность, предъявляя нешуточные счеты. В 1974 году на Лору внезапно обрушилось горе (это было второе серьезное потрясение после смерти отца) – от сердечного приступа прямо на проходной киностудии умер ее муж. Прежняя хохотушка ушла в себя и в затворничество. Друзьям стоило больших усилий уговорить ее выйти из дома тем теплым летним вечером, чтоб «посмотреть на Антониони». В Москве заканчивался кинофестиваль, на котором главными почетными гостями были, конечно же, итальянцы. Они уже заметно скучали, устав и от суматохи, и от гостиничной еды, поэтому было решено показать им «красивый русский дом с традициями». У молодого академика, нейрохирурга с мировым именем Александра Коновалова была просторная квартира с роялем, старинной мебелью и огромным количеством книг, идеально подходящая на эту роль. Едва войдя в нее, иностранные гости отреагировали «бурными аплодисментами» – живописный стол, ломящийся от яств, как в фильмах Параджанова, убранный художницей Галиной Шабановой, никого не оставил равнодушным. Так Лора увидела своего кумира – Антониони был высок, худ, элегантен, молчалив, простужен, непрерывно сморкался в шелковые, ослепительной белизны платки. Между ним и Энрикой, тогда еще не женой, а юной спутницей, в тот вечер вспыхнула ссора, и она сбежала, «растворившись» в ночной Москве. А вот маэстро Гуэрра, хоть и прилетел на кинофестиваль с невестой, как утверждает Лора, на прощальный ужин почему-то (предчувствовал?) пришел один. Так его путь, в самом зените славы (Тонино в это время было 54 года), пересекся с траекторией полета «цветной бабочки» с говорящей «яблочной» фамилией, уже влюбленной в его творения, хотя и не подозревающей об этом. Он ее поразил своей живостью – чтоб поддержать расстроенного друга, Тонино весь вечер рассказывал анекдоты. И средиземноморской жгучестью – оливкового оттенка кожа, черные, как смоль, волосы и такие же огненные глаза. Очень худой, даже летом с шарфом на шее, один конец которого, как всегда, был намного длиннее другого (Лора всю жизнь будет поправлять их). А она его – «общим впечатлением грусти и нежности». С этого момента жизнь Лоры превратилась в сказку.




Приключения необычного итальянца в России

Эту сказку, такую богатую на события и удивительных людей, можно слушать часами, днями, годами – очаровываясь и всякий раз открывая что-то новое. О том, как Тонино после той первой и короткой встречи вернулся в Москву, чтоб увидеться с Лорой, уже зимой, в тридцатиградусные морозы. «Было так холодно, что леденели глаза», – напишет он в своих дневниках. Чтоб согреться, Тонино прыгал на одной ноге, размахивал руками и громко сетовал на романьольском на погоду и свое «черт побери!» решение приехать. Переводчик отмалчивался. Тогда Лора объясняла интересующимся «чего он так кричит?», что, дескать, он итальянец, поет песни, на его родине есть такой обычай. А потом наступала очередь удивляться самому Тонино: «почему это Лора не может приехать в Италию, она самолетов боится что ли?».



И о том, как чуть позже он вынес из Лориной квартиры всю мебель на помойку, накупил каких-то старых деревянных шкафов и комодов на рынке, раскрасил их в своей неповторимой манере, от чего у Георгия Данелии возникло твердое убеждение, что «Лора вышла замуж за сумасшедшего». А Лора снова начала хохотать и учить итальянский – «чтобы поймать ее смеющееся сердце, я подарил ей клетку, в которой жили мои письма». Да, именно так, на том же рынке была куплена и пустая птичья клетка (символ свободы, как считал Тонино), куда он перед отъездом положил много маленьких конвертиков с надписями, как эта, ставшая любимой, «сегодня мне хочется говорить тебе круглые слова». Не удивительно, что впоследствии Лора стала блестящим переводчиком. Та клетка жива и сегодня…

И о том, как уставший от разлук, придумывая разные способы повидаться с любимой (сценарий для Сергея Бондарчука, так и не прошедщий цензуру, поездка с Антониони в Среднюю Азию, решение, принятое на уровне ЦК, о том, что Лора может посетить Италию и т.д.), Тонино врывался в кабинеты киношного начальства с обескураживающими вопросами вроде этого: «Филипп (Ф. Ермаш, в то время председатель Госкино – авт.), тебя женщины еще возбуждают? Меня – да, и я хочу взять Лору с собой в Ташкент». И о том, как пройдя все препятствия, чинимые бюрократами по обе стороны (в Италии пришлось оформить официальный развод, а до этого он много лет, расставшись со своей бывшей женой, находился в состоянии так называемого сепарацьоне), влюбленный волшебник все же победил. В сентябре 1977 года в Москве был зарегистрирован брак между гражданкой Яблочкиной и синьором Гуэррой. Тарковский и Антониони были свидетелями. «Ну вот мы и поженились с Лорой, и теперь мы вместе будем слушать шум дождя», – скажет Тонино о своем счастье на обеде с друзьями.

Продолжение 

 

 

http://izvestia64.ru/chitatel/203484-odna-absolyutno-schastlivaya-lyubov.html