ПРЕКРАСНЫЕ ТИФЛИСКИ. Саломея Андроникашвили (Андронникова - Гаперн)
Петров-Водкин. Саломея Андроникашвили
Княжна Саломея Андроникашвили родилась в Тифлисе в 1888 году.
Ее отец — князь Николай Захарьевич Андроникашвили, мать — внучатая
племянница поэта А.Плещеева, Лидия Николаевна Плещеева. У нее были
сестра Мариам и брат Яссе, по сведениям современников, человек
редкостной красоты. Родилась она, видимо, под мятущейся звездой –
жизнь ее была полна приключений. Замуж Саломея вышла за российского
чаевладельца Павла Андреева. От него Саломея имела дочь Ирину,
которую отец никогда не видел, поскольку жизнь родителей сложилась
довольно странно. П.Андреев, человек непостоянный и сверх меры
экзальтированный, влюблялся то в родную сестру первой жены, то в сестру
второй — Марусю, то в их кузину Тинатин. Очаровав одну, назавтра мог
объясниться в любви другой. В конце концов Саломея с помощью своего
друга адвоката Луарсаба Андроникова (отца Ираклия Андроникова)
разошлась с Андреевым. В Петербурге, вернее, в Петрограде, Саломея
была близка со многими поэтами, писателями и художника того времени,
которое позже было названо Серебряным веком.
В Петрограде, объятом революцией, оставаться было трудно и летом 1917 г.
друг Саломеи поэт Сергей Рафалович увез ее с дочкой в Крым, где Василий
Шухаев написал ее портрет. Влюбленный в Саломею петербургский адвокат
Александр Гальперн писал ей, умоляя не возвращаться в голодный
революционный Петербург (где вскоре сам был арестован большевиками).
В сентябре 1917 г. Саломея с дочерью выехала в Баку, а затем в Тифлис.
Здесь она встретила человека, который уговорил ее "прокатиться с ним вместе
в Париж, как говорится, за шляпкой". Этим человеком был увлеченный ею
Зиновий Пешков, приемный сын Максима Горького и родной брат Якова Свердлова,
одного из главных действующих лиц российской революции. Сам же Зиновий
стал вначале офицером, а потом генералом Франции. Зиновий Пешков был
членом группы французского представительства при меньшевистском
правительстве Грузии. Он и уговорил Саломею отправиться на французской
канонерке во Францию из Батума. А до этого Саломея с помощью того же
Зиновия Пешкова помогла бежать через Батум художникам Сергею Судейкину и
Савелию Сорину.
"Время было непонятное, какое-то бешеное, — вспоминала впоследствии
Саломея. — Я была раздерганная, ничего не могла объяснить вокруг,
как всякая обыкновенная аристократка не хотела ни о чем глубоко
задумываться и покатила".
С 1920 года С. Андроникова жила в Париже. В 1926 году вышла замуж
за своего давнего поклонника известного адвоката А.Я. Гальперна,
встретившего революцию в должности секретаря Кабинета министров
Временного правительства. Работала Андроникова-Гальперн в
парижском журнале мод.
В 30-х годах Саломея со знакомым журналистом послала письмо своему
брату Яссе в Москву. Из-за этого письма Яссе был арестован и расстрелян.
Ее отец — князь Николай Захарьевич Андроникашвили, мать — внучатая
племянница поэта А.Плещеева, Лидия Николаевна Плещеева. У нее были
сестра Мариам и брат Яссе, по сведениям современников, человек
редкостной красоты. Родилась она, видимо, под мятущейся звездой –
жизнь ее была полна приключений. Замуж Саломея вышла за российского
чаевладельца Павла Андреева. От него Саломея имела дочь Ирину,
которую отец никогда не видел, поскольку жизнь родителей сложилась
довольно странно. П.Андреев, человек непостоянный и сверх меры
экзальтированный, влюблялся то в родную сестру первой жены, то в сестру
второй — Марусю, то в их кузину Тинатин. Очаровав одну, назавтра мог
объясниться в любви другой. В конце концов Саломея с помощью своего
друга адвоката Луарсаба Андроникова (отца Ираклия Андроникова)
разошлась с Андреевым. В Петербурге, вернее, в Петрограде, Саломея
была близка со многими поэтами, писателями и художника того времени,
которое позже было названо Серебряным веком.
В Петрограде, объятом революцией, оставаться было трудно и летом 1917 г.
друг Саломеи поэт Сергей Рафалович увез ее с дочкой в Крым, где Василий
Шухаев написал ее портрет. Влюбленный в Саломею петербургский адвокат
Александр Гальперн писал ей, умоляя не возвращаться в голодный
революционный Петербург (где вскоре сам был арестован большевиками).
В сентябре 1917 г. Саломея с дочерью выехала в Баку, а затем в Тифлис.
Здесь она встретила человека, который уговорил ее "прокатиться с ним вместе
в Париж, как говорится, за шляпкой". Этим человеком был увлеченный ею
Зиновий Пешков, приемный сын Максима Горького и родной брат Якова Свердлова,
одного из главных действующих лиц российской революции. Сам же Зиновий
стал вначале офицером, а потом генералом Франции. Зиновий Пешков был
членом группы французского представительства при меньшевистском
правительстве Грузии. Он и уговорил Саломею отправиться на французской
канонерке во Францию из Батума. А до этого Саломея с помощью того же
Зиновия Пешкова помогла бежать через Батум художникам Сергею Судейкину и
Савелию Сорину.
"Время было непонятное, какое-то бешеное, — вспоминала впоследствии
Саломея. — Я была раздерганная, ничего не могла объяснить вокруг,
как всякая обыкновенная аристократка не хотела ни о чем глубоко
задумываться и покатила".
С 1920 года С. Андроникова жила в Париже. В 1926 году вышла замуж
за своего давнего поклонника известного адвоката А.Я. Гальперна,
встретившего революцию в должности секретаря Кабинета министров
Временного правительства. Работала Андроникова-Гальперн в
парижском журнале мод.
В 30-х годах Саломея со знакомым журналистом послала письмо своему
брату Яссе в Москву. Из-за этого письма Яссе был арестован и расстрелян.
А вот и поэтическая дань - Григол Робакидзе. "Офорт"
Дремотный сон в золе томлений.
Струи червонных тяжких кос.
И рдеют белые колени
На лоне бледных смятных роз.
Блудница лунного азарта
Сапфирно яркая в лучах,
На солнце нежится Астарта
Средь негров в белых париках.
Кровавый хмель гранатов зноя
Зовет всех женщин на разгул.
И слышен, слышен темный гул
Любовных помыслов нагноя
Горит тигрица Саломея
В садах у дикого куста.
Зовя любовь: янтарно млея
Целуя мертвые уста.
Желанный яд в изгибах торса:
Земля вся в блуде в тайный час.
И реет бред изживших рас.
В плаще из крыльев альбатроса.
И вдруг мертвеет страстный шепот:
И слышен лет шумя звеня
Все ближе, ближе смертный топот
Апокалипсиса Коня.
И будет встреча двух страстей
Огня копыт и жала тлена.
Конь-Блед заржет еще бледней
Жена возжаждет до предела.
И сладострастна будет пытка
Обезумевшей блудницы.
Но там в веках крутым копытам
Нагое тело будет сниться.
Зинаида Серебрякова. Саломея Андроникашвили
И влюбленный Осип Мандельштам:
Соломинка
Когда, соломинка, не спишь в огромной спальне
И ждешь, бессонная, чтоб, важен и высок,
Спокойной тяжестью, - что может быть печальней, -
На веки чуткие спустился потолок,
Соломка звонкая, соломинка сухая,
Всю смерть ты выпила и сделалась нежней,
Сломалась милая соломка неживая,
Не Саломея, нет, соломинка скорей !
В часы бессонницы предметы тяжелее,
Как будто меньше их - такая тишина !
Мерцают в зеркале подушки, чуть белея,
И в круглом омуте кровать отражена.
Нет, не соломинка в торжественном атласе,
В огромной комнате над черною Невой,
Двенадцать месяцев поют о смертном часе,
Струится в воздухе лед бледно-голубой.
Декабрь торжественный струит свое дыханье,
Как будто в комнате тяжелая Нева.
Нет, не соломинка - Лигейя, умиранье, -
Я научился вам, блаженные слова.
2
Я научился вам, блаженные слова:
Ленор, Соломинка, Лигейя, Серафита.
В огромной комнате тяжелая Нева,
И голубая кровь струится из гранита.
Декабрь торжественный сияет над Невой.
Двенадцать месяцев поют о смертном часе.
Нет, не соломинка в торжественном атласе
Вкушает медленный томительный покой.
В моей крови живет декабрьская Лигейя,
Чья в саркофаге спит блаженная любовь.
А та, соломинка - быть может, Саломея,
Убита жалостью и не вернется вновь !
1916