Новелла.


Она вошла в гостиную и тут же привлекла к себе внимание.
Не красотой - неординарностью внешнего облика.
Сочетанием женственности, молодого нигилизма и холодной неприступности.
А еще более - таинственным и романтическим ореолом греховности,
окружающим репутацию этой двадцатидевятилетней женщины…
Она прошла к камину, села в кресло.
Высокая, стройная, с грустными глазами много пережившей женщины, с крутым бетховенским лбом, с талией, которую можно с легкостью перехватить двумя руками…
В черной вязаной куртке мужского стиля с большим, будто крылатым, воротником.
Короткая стрижка упорядочила копну волос, придав ей элегантную форму.
В зажженном камине потрескивал огонь, создавая ауру тепла и уюта.
В воздухе витал аромат модных духов «White Rose».
К ней подошла Аделаида Герцык – Жуковская, хозяйка известного московского литературного салона:
-Здесь молодая поэтесса. Вам надо познакомиться. Она очень талантлива.
Гостья встала, слегка наклонив голову, и только тут заметила молодую женщину
в пышном платье из нежного фая, которая стояла поодаль,
облокотившись о дверной косяк.
Небольшого роста… Очень тонкая, отчего она казалась подростком – девочкой мальчишеского склада: в ней угадывалась легкость, грация, лукавство…
Они посмотрели друг на друга.
У молодой поэтессы взгляд «смел и светел»… У гостьи – мудр и опытен.
"Девочкой маленькой ты мне предстала неловкою», — впоследствии напишет Она цитатой из Сафо, вспоминая первую встречу.
Протянули руки…
Изящная, утонченная рука молодой поэтессы обхвачена старинным браслетом
«с вкраплённой в него бирюзой», прямой, почти римский профиль,
сжатые, немного суровые, чуть насмешливые губы…
В глазах - глубинная грусть и потайные вспышки, как предчувствие будущих гроз.
Ожидание …
Чего?
Признания?
Понимания?...
Веры?
Надежды?
Любви?
Их окружили другие гости – литераторы - и кто-то произнес в неуклюже - шутливом тоне:
«Знакомьтесь же, господа!»
-Марина.
-София.
Позже, когда в ходе вечера «над синей вазой — звякнули рюмки»,
взгляды их снова на мгновение скрестились…
Мгновение – вспышка…
И потянулась ниточка…легкая, ни для кого не заметная…
Паутинка…
В какой-то момент Марина услышала рядом мягкий, глубокий, хрипловатый смех -
Ее смех…
Она оглянулась и увидела, как София вынула «из замшевой серой сумки» «длинным жестом и выронила платок» - ничего примечательного…
Но отчего – то все ее действия стали для Марины
Важными,
Необыкновенными,
Значительными…
Это был вечер вдруг нахлынувшего неотвратимого притяжения:
«Еще не музыка, но то, что перед нею»…
Потом – ночь без сна…
Стихи.
В них - пылкость, обожание и … признание в любви!
Вы счастливы? - Не скажете! Едва ли!
И лучше - пусть!
Вы слишком многих, мнится, целовали,
Отсюда грусть.
Всех героинь шекспировских трагедий
Я вижу в Вас.
Вас, юная трагическая леди,
Никто не спас!
Вы так устали повторять любовный
Речитатив!
Чугунный обод на руке бескровной -
Красноречив!
Я Вас люблю. - Как грозовая туча
Над Вами - грех -
За то, что Вы язвительны и жгучи
И лучше всех,
За то, что мы, что наши жизни - разны
Во тьме дорог,
За Ваши вдохновенные соблазны
И темный рок,
За то, что Вам, мой демон крутолобый,
Скажу прости,
За то, что Вас - хоть разорвись над гробом! -
Уж не спасти!
За эту дрожь, за то - что - неужели
Мне снится сон? -
За эту ироническую прелесть,
Что Вы - не он.
***

Потом – встречи…
Они бродили по октябрю, впав в то особое ирреальное состояние, когда
на Земле остаются только двое…
Не замечая фантастических красок вокруг…
Не улавливая глухого осеннего затишья, словно перед бурей…
Или перед катастрофой?
Чувство, которое соединило их, основывалось на притяжении душ и
было изначально надсексуальным.
Встретились не просто женщина с женщиной, а Личность, которая полюбила другую Личность.
Душа женщины, если она ищет в любви другую душу, порой не исключает женщину в качестве второй половины.
В этом случае нет места мужчине, с его плотской направленностью Любви.
Однако страсть, сопутствующая Любви, невольно толкнула их на следующий шаг…
И это уже – катастрофа…
Шок…
В тот момент они не думали об этом.
Не оглядывались назад, не заглядывали в будущее…
А между тем, «два такта перед бурным болеро» были уже сыграны.
«Яд предвкушений в кровь проник», опьяняя их, безрассудные страсти накалялись.
У Марины – молодой муж, будущий офицер, и двухлетняя дочурка.
Она их обожает.
«...За три - или почти три - года совместной жизни – ни одной тени сомнения друг в друге... Мы никогда не расстанемся. Наша встреча - чудо", - пишет она.
И вдруг…
Еще одна встреча - встреча с Ней…
На уровне чуда? Или «все дьявольски-наоборот»?
Поначалу неясно, но только все враз меняется:
жизнь, ощущения, восприятие мира…
Марина оставляет далеко позади всех претенденток на место рядом с ее подругой,
словно рыцарь, готовый пойти на любой риск, чтобы добиться внимания и благосклонности таинственной «трагической леди».
София становится ее Музой, вдохновляющей на новые стихи:

Под лаской плюшевого пледа
Вчерашний вызываю сон.
Что это было? Чья победа? -
Кто побеждён?

Всё передумываю снова,
Всем перемучиваюсь вновь.
В том для чего не знаю слова,
Была ль любовь?

Кто был охотник? - Кто - добыча?
Всё дьвольски-наоборот!
Что понял, длительно мурлыча,
Сибирский кот?

В том поединке своеволий
Кто в чьей руке был только мяч?
Чьё сердце - Ваше ли, моё ли
Летело вскачь?

Это - об их первом свидании в доме Марины,
свидании «вдохновенных соблазнов» - нежданных, внезапно объявших, пугающих…
Свидании наедине…
Впрочем, нет! Свидетель был - любимец всей семьи,
серо-голубой сибирский кот Кусака…
Свидание было как «вчерашний сон» … как «поединок своеволий»…
в котором неизвестно, кто победил…
Да и была ль победа?..
Скорее, взаимное поражение, оставившее грустные трофеи:
сомнения, недоумения, удивления, ошеломляющую недосказанность…
Иначе отчего в стихах десяток вопросительных знаков на шестнадцать строк?…
Безрассудство Марины – как в омут с головой! - идет об руку с размышлениями, раздумьями, терзаниями, поисками ответов, которых не находит…
Во что она вовлечена своим «ненасытимым» стремлением «любить, только любить»?
Она не знала.
И вообще, что это?
Любовь?
Или нечто другое?
То, «для чего не знаю слова»?
***

Марина освобождалась от роковых последствий этого свидания долгое время с усилием, далеко превосходящим ее любовь.
Тем не менее, в декабре они вместе уехали на несколько дней в неизвестном направлении,
не сказав никому из своих близких, куда они едут.
Мать Волошина, Елена, по-матерински относящаяся к Марине, писала своей приятельнице Юлии Оболенской:
« Вот относительно Марины страшновато: там дело пошло совсем всерьез. Она куда-то с Соней уезжала на несколько дней, держала это в большом секрете. [...] Это все меня и Лилю [Эфрон] очень смущает и тревожит, но мы не в силах разрушить эти чары».
На самом деле они уезжали в Ростов Великий.
По возвращении в Москву Цветаева с восторгом описала этот фантастический день, который они провели там:
Бродили в своих шубках, «усыпанных сверкающими снежными хлопьями»,
по рождественскому рынку, где «искали ленты ярче всех»…
Марина «объелась розовыми и несладкими вафлями» и «умилялась
всеми рыжими лошадками в честь» своей подруги.
Потом ходили в церковь… где Софья с бережностью вставила «в подсвечник желтую свечу»
к иконе Богоматери.
Потом - в монастырскую гостиницу, куда подруги «грянули», «как полк солдат»,
День завершился игрой и гаданием на картах и…
Но пусть интимное останется интимным,
Тайной двоих…
Однако дома, в Москве, Марина сама приоткрыла завесу, довольно откровенно описав

Как я по Вашим узким пальчикам
Водила сонною щекой,
Как Вы меня дразнили мальчиком,
Как я Вам нравилась такой…

Ее откровенность в стихах, вдохновленных Софией, оттого, что они - не для издания.
Для Нее.
Тогда как ее подруга публикует.
Оттого их меньше, и все они более сдержаны, завуалированы…

Скажу ли вам: я вас люблю?
Нет, ваше сердце слишком зорко.
Ужель его я утолю
Любовною скороговоркой?

Не слово,— то, что перед ним:
Молчание минуты каждой,
Томи томленьем нас одним,
Единой нас измучай жаждой.

Увы, как сладостные "да",
Как все "люблю вас" будут слабы,
Мой несравненный друг, когда
Скажу я, что сказать могла бы.

Однако они обе «отрывались» в литературной среде, выставляя напоказ свои отношения.
Один современник вспоминал:
«Два раза я был приглашен [к Римским-Корсаковым]…Марина …приходила со своей подругой, тоже поэтом Софьей… Обе сидели в обнимку и вдвоем, по очереди, курили одну папиросу».
***


Между тем, жизнь продолжалась.
Они вместе окунулись в радостные хлопоты ухода за Марининой крохой.
По вечерам – встречи с друзьями…
Цветаевский яблочный пирог на сметане с корицей …
Стихи, музыка … -
При свечах…
Лето провели в Крыму, в Коктебеле, у поэта Максимилиана Волошина.
На террасе дома, на открытом воздухе, - человек двенадцать-пятнадцать.
Среди прочих – Осип Мандельштам, влюбленный в Марину и в ее стихи, что не может не замечать София…
Еще один романтический соперник, еще один объект для ревности…
Первый – муж – на фронте…

Это из воспоминаний Марининой сестры Аси.
Южный теплый вечер с морским бризом, со светлячками – и стихи.
Чаще – Маринины.
Иногда – Ее.
«-Прочти что-нибудь…- просит Марина.
Она высоко ставит Ее поэзию, кованый стих, владение инструментовкой.
-Ну хорошо, — говорит Соня, — буду читать, голова не болит сегодня. — И, помедлив: — Что прочесть? — произносит своим живым, как медленно набегающая волна голосом – что-то от смычка по звуку струны, смычка по виолончели...
-«К чему узор»! — говорит просяще Марина. — Моё любимое!
Софья кивает, впадая в её желание:

К чему узор расцвечивать пестро?
Нет упоения сильней, чем в ритме.
Два такта перед бурным болеро
Пускай оркестр гремучий повторит мне.

Не поцелуй, — предпоцелуйный миг,
Не музыка, а то, что перед нею, —
Яд предвкушений в кровь мою проник,
И загораюсь я и леденею.»

У Софьи - невольная зависть к поэтическому дару Марины,
но Она умело управляла своими эмоциями и воздерживалась от прямого литературного
состязания с ней.
Она понимала: ей далеко до гениальной подруги - и мудро уступала пальму первенства.
В стихах.
Но не в любви!
Здесь Она – Прима, ведущая партию в захватывающем танце:

Но под ударом любви ты — что золото ковкое!
Я наклонилась к лицу, бледному в страстной тени,
Где словно смерть провела снеговою пуховкою...
Благодарю и за то, сладостная, что в те дни
"Девочкой маленькой ты мне предстала неловкою".

Их роман набирал обороты, сметая все на своем пути – в том числе, семью Марины…
Сергей Эфрон, вернувшийся с фронта, на глазах которого развивался этот неординарный роман,
вынужден был отступить.
«М. — человек страстей,- пишет он Максимилиану Волошину.- Отдаваться с головой своему урагану стало для нее необходимостью, воздухом ее жизни. Громадная печь, для разогревания которой необходимы дрова, дрова и дрова. Ненужная зола выбрасывается, качество дров не столь важно. Тяга пока хорошая — все обращается в пламя. Дрова похуже — скорее сгорают, получше — дольше. (...) Мой недельный отъезд послужил внешней причиной для начала нового урагана. Узнал я случайно. (...) Нужно было каким-то образом покончить с совместной жизнью, напитанной ложью, неумелой конспирацией и пр. и пр. ядами(...)»
Никогда не ограничивающий свободы жены Эфрон, на этот раз, взбунтовался.
Больнее всего было оттого, что предметом обожания стала женщина.
Он решает расстаться с Мариной навсегда.
***

Волею судьбы, столкнувшей их, подруги оказались в "тёмной аллее" своих душ,
и более года бродили там в поисках счастья и любви.
Это было время неистовых бурь и страстей, счастливых путешествий и мечтаний,
творческих достижений и стихов!
Их любовь претерпела все стадии обычной мирской любви:
прекрасное зарождение, пылкое продолжение, ревность, взаимные упреки, сладостные примирения, горький конец…
Но бурный танец подходил к концу: чувства успокоились,
новизна ощущений, в плену которых была Марина, приелась…
Она воспринимала все происходящее, как сказочный сон, внутри которого жила, как «маленький Кай», замерзший в плену у своей «Снежной Королевы»:
«Ваш маленький Кай замерз, О Снежная Королева!».
Она понимала: придет час, и спадет пелена волшебства…- сказка закончится.
Она ждала этого часа – и боялась его.
И снова ждала, пытаясь подавить сжигающие ее изнутри гомоэротические страсти.
Ее душа во многом не принимала отношения такого толка,
к примеру, в невозможности иметь детей,
когда возвышенная любовь и родство душ унижается до аномального соития без прекрасного продолжения в детях…
Это тревожило Софью, сделавшую осознанный выбор своих сексуальных предпочтений.
В этом была повинна история ее жизни, полная неудач:
несчастливый, быстро распавшийся брак, невозможность иметь детей по медицинским причинам …роковые подруги…
Софью раздражали терзания Марины, приводили в негодование.
Она стала искать новых встреч…
Однажды вечером, «часу в восьмом», Марина увидела свою подругу,
которая вместе с «другой» ехала на санях, сидя «взор к взору и шубка к шубке».
Эффект был предсказуем…
С этого момента негодование и разочарование движут Мариной
больше, чем любовь.
Танец был окончен:
пройдя через суд взаимных обвинений и обид,
они расстались…
***

Каждая из подруг по-своему переживала разрыв.
Но для обеих это было потрясением, амплитуда которого постепенно снижалась, растянувшись на годы…

Как живется Вам с другою –
Проще ведь? – Удар весла!
Линией береговою
Скоро ль память отошла?

Обо мне, плавучем острове
(По небу – не по водам)!
Души, души! Быть вам сестрами,
Не любовницами – вам!

Когда любовный дурман рассеялся окончательно, Марина осознала, какую роковую ошибку совершила.
Именно под таким названием - Ошибка - она объединила в цикл все стихи, вдохновленные Софьей.
Позже поменяла на другое - «Подруга».
Без комментариев.
В них - мудрость опыта, осмысление «треклятой страсти»,
самобичевание,
величайшее разочарование в подобной любви и
раскаяние в своем безрассудстве:

Повторю в канун разлуки,
Под конец любви,
Что любила эти руки
Властные твои.

И глаза — кого - кого-то
Взглядом не дарят!
Требующие отчета
За случайный взгляд.

Всю тебя с твоей треклятой
Страстью — видит Бог!
Требующую расплаты
За случайный вздох.

И еще скажу устало,
— Слушать не спеши! —
Что твоя душа мне встала
Поперек души.

И еще тебе скажу я:
— Все равно—канун!
Этот рот до поцелуя
Твоего был юн.

Взгляд—до взгляда — смел и светел,
Сердце — лет пяти...
Счастлив, кто тебя не встретил
На своем пути.

Отношения с Софьей Марина считала «первой катастрофой в своей жизни».
Подводя итог она писала:
«Любить только женщин – женщине или только мужчин – мужчине, заведомо исключая обычное обратное – какая жуть!
А только женщин – мужчине или только мужчин – женщине, заведомо исключая необычное родное – какая скука!»
В этой истории, как и во всей жизни, она была верна себе:
мудрая и безрассудная, святая и грешная, словом -
Марина Цветаева.
В период реабилитации вернулся Сергей Эфрон –
семейная жизнь восстановилась, пошла по нормальному руслу…
Марина долгое время изводила себя, сожалея, что поддалась «треклятой страсти».
Понимала: детская чистота и непорочность души, « сердце – лет пяти»
потеряны навсегда,
ибо все, что происходит в нашей жизни,
накладывает свой отпечаток,
меняя нас.
И только вечно зеленые деревья остаются такими, какими были…
При любой погоде...