Поиск по сайту:

12 июня 2017 Литературный вечер "Двадцать лет без Булата"

12 июня 2017г. для всех, кому имя Булата Окуджавы не безразлично, - печальная дата.

Ровно 20 лет назад его не стало. Наш литературный вечер так и называется - "Двадцать лет без Булата".

Я очень благодарна Марине и Виктору Копровым за труд организовать и провести в нашем музее этот вечер.

Булат Окуджава знал и любил наш музей, поэтому мы с особым волнением ждём этого вечера.

Присоединяйтесь к нам! Вечер пройдёт в гостиной мемориального дома.

Начало в 14 часов. Болшево. Подчеркиваем, что вечер пройдёт именно 12 июня!

Ирина Шкурлатовская.

Источник:
facebook
Новости в Болшевском музее Цветаевой

8888888888888888888888888888888888888888888888888888888888888888888888

Окуджава Булат Шалвович

Поэт и прозаик, один из основателей жанра авторской песни

Пока Земля еще вертится, пока еще ярок свет,
Господи, дай же ты каждому, чего у него нет:
мудрому дай голову, трусливому дай коня,
дай счастливому денег... И не забудь про меня.

Пока Земля еще вертится — Господи, твоя власть! —
дай рвущемуся к власти навластвоваться всласть,
дай передышку щедрому, хоть до исхода дня.
Каину дай раскаянье... И не забудь про меня...

Мастер поэтического языка, властитель чувств нескольких поколений, подаривший нам удивительное песенное слово большой доверительности и естественности Булат Шалвович Окуджава родился в Москве 9 мая 1924 года в семье большевиков, приехавших из Тифлиса для партийной учёбы в Москву. Его отец Шалва Степанович был грузином, а мама Ашхен Степановна Налбандян – армянкой, и родственницей известного армянского поэта Ваана Терьяна. Вскоре после рождения Булата его отец был отправлен на Кавказ в качестве комиссара грузинской дивизии, а мама осталась в Москве, и работала в партийном аппарате. Поэтому детство Булата прошло в Москве, где его семье были выделены две комнаты в коммунальной квартире дома 43 на Арбате. Отношение к Москве нашло позже свое отражение в стихах Окуджавы.

Мой город носит высший чин и звание Москва,
Но он навстречу всем гостям всегда выходит сам.

Было описано Окуджавой и то, как в небольших дворах тихих арбатских переулков детвора придумала себе игру в «Арбатство» и ритуал посвящения в свое «сословие».

Пускай моя любовь, как мир, стара,
Лишь ей одной служил и доверялся,
Я, дворянин с арбатского двора,
Своим двором введенный во дворянство.

Булат был старшим из двух сыновей. Дома родители говорили с сыновьями по-русски, часто водили их на оперу и концерты, Булат с юных лет знал репертуар оперного театра, и рано начал сам писать стихи и прозу. Позже Булат Окуджава рассказывал: «Это было задолго до войны. Летом я жил у тети в Тбилиси. Мне было двенадцать лет. Как почти все в детстве и отрочестве, я пописывал стихи. Каждое стихотворение мне казалось замечательным. Я каждый раз читал вновь написанное дяде и тете. В поэзии они были не слишком сведущи, чтобы не сказать больше. Дядя работал бухгалтером, тетя была просвещенная домохозяйка. Но они очень меня любили и всякий раз, прослушав новое стихотворение, восторженно восклицали: «Гениально!» Тетя кричала дяде: «Он гений!» Дядя радостно соглашался: «Еще бы, дорогая. Настоящий гений!» И это ведь все в моем присутствии, и у меня кружилась голова. И вот однажды дядя меня спросил: «А почему у тебя нет ни одной книги твоих стихов? У Пушкина сколько их было... и у Безыменского... А у тебя ни одной...» Действительно, подумал я, ни одной, но почему? И эта печальная несправедливость так меня возбудила, что отправился в Союз писателей, на улицу Мачабели. Стояла чудовищная жара, в Союзе писателей никого не было, и лишь один самый главный секретарь, на мое счастье, сказался в своем кабинете. Он заехал на минутку за какими-то бумагами, и в этот момент вошел я. «Здравствуйте», — сказал я. «О, здравствуйте, здравствуйте», — широко улыбаясь, сказал он: «Вы ко мне?» Я кивнул. «О, садитесь, пожалуйста, садитесь, я вас слушаю...» Я не удивился ни его доброжелательной улыбке, ни его восклицаниям и сказал: «Вы знаете, дело в том, что я пишу стихи...» — «О!» — прошептал он, — «И мне хочется... я подумал: а почему бы мне не издать сборник стихов? Как у Пушкина или Безыменского...» Он как-то странно посмотрел на меня. Теперь, по прошествии стольких лет, я прекрасно понимаю природу этого взгляда и о чем он подумал, но тогда... Он стоял не шевелясь, и какая-то странная улыбка кривила его лицо. Потом он слегка помотал головой и воскликнул: «Книгу?! Вашу?! О, это замечательно!.. Это было бы прекрасно!» Потом помолчал, улыбка исчезла, и он сказал с грустью: «Но, видите ли, у нас трудности с этим... с бумагой... это самое... у нас кончилась бумага... ее, ну, просто нет... финита...» — «А-а-а», — протянул я, не очень-то понимая, — «Может быть, я посоветуюсь с дядей?» Он проводил меня до дверей. Дома за обеденным столом я сказал как бы между прочим: «А я был в Союзе писателей. Они там все очень обрадовались и сказали, что были бы счастливы издать мою книгу... но них трудности с бумагой... просто ее нет...» — «Бездельники», — сказала тетя. «А сколько же нужно этой бумаги?» — по-деловому спросил дядя. «Не знаю», — сказал я, — «Я этого не знаю». «Ну, — сказал он, — килограмма полтора у меня найдется. Ну, может, два...» Я пожал плечами. На следующий день я побежал в Союз писателей, но там никого не было. И тот, самый главный секретарь тоже, на его счастье, отсутствовал».

Когда у отца Окуджавы, который к тому времени стал секретарем Тбилисского горкома, произошел конфликт с Лаврентием Берией, Шалва Окуджава обратился к Серго Орджоникидзе с просьбой о переводе на партийную работу в Россию, и был направлен на Урал парторгом на строительство вагоностроительного завода в Нижний Тагил, где стал первым секретарём Нижнетагильского горкома партии. Он выписал семью к себе на Урал, но в 1937 году родители Булата были арестованы, и отец был расстрелян по ложному обвинению, а мать сослана в Карагандинский лагерь, откуда вернулась лишь в 1955 году. После ареста родителей Булат с бабушкой вернулся в Москву, и редко говорил о судьбе своих родителей, лишь к концу жизни описав постигшие его семью события в автобиографическом романе «Упразднённый театр». Позже Булат Шалвович всегда хранил в ящике письменного стола копию дела отца, выданную ему в Свердловске в 1989 году.

Осиротевшие братья стали жить в Москве с бабушкой, и Булат с 14-летнего возраста подрабатывал статистом и рабочим сцены в театре, а так же работал слесарем, но в 1940 году родственники забрали его в Тбилиси. В начале Великой Отечественной войны Булат трудился токарем на оборонном заводе, а весной 1942 года после окончания девятого класса Булат ушел добровольцем в армию, где был направлен на Северо-Кавказский фронт и служил в минометном дивизионе. Позже он стал радистом и был ранен под Моздоком. Булат Окуджава позже писал: «Я закончил девятый класс, когда началась война. Как и многие сверстники, отчаянно рвался на фронт. Вместе с другом мы каждый день наведывались в военкомат. Нам вручали повестки и говорили: «Разнесете их по домам, а завтра мы вас отправим». Длилось так полгода... Наконец, сломленный нашим упорством, капитан не выдержал и сказал: «Пишите свои повестки сами, у меня рука не поднимается это сделать». Мы заполнили бланки и отнесли их домой: он — ко мне, я — к нему. Мне как-то смешно себя вспоминать и видеть себя — в обмотках, с кривыми ногами, с тонкой шеей, с большой пилоткой на голове, мечтавшего всю войну иметь сапоги и так и не получившего их... Когда первый день я попал на передовую, и я, и несколько моих товарищей — такие же, как я, семнадцатилетние — очень бодро и счастливо выглядели. На груди у нас висели автоматы, и мы шли вперед, в расположение нашей батареи, и уже представляли каждый в своем воображении, как мы сейчас будем прекрасно воевать и сражаться. И в этот самый момент, когда наши фантазии достигли кульминации, вдруг разорвалась мина, и мы все упали на землю, потому что полагалось падать. Ну, мы упали, как полагалось, а мина-то упала от нас на расстоянии полукилометра. Все, кто находился поблизости, шли мимо нас, а мы лежали. Потом мы услышали смех над собой. Встали и тоже пошли. Это было наше первое боевое крещение... Война — вещь противоестественная, отнимающая у человека природой данное право на жизнь. Я ранен ею на всю жизнь и до сих пор еще часто вижу во сне погибших товарищей, пепелища домов, развороченную воронками землю... Я ненавижу войну... Потом уже, впоследствии, когда я стал писать стихи, первые мои стихи были на военную тему. Много было стихотворений - Из них получились песни... Из некоторых. Это были в основном грустные песни. Потому что, я вам скажу, ничего веселого в войне нет».

Весной 1944 года Окуджава после ранения был демобилизован, и поселился в Тбилиси у своей тетки. Он экстерном окончил школу, поступил на филфак Тбилисского университета, много писал и читал свою лирику в литературном кружке, сложившемся вокруг поэта Георгия Крейтана. В 1945 году в газете Закавказского фронта были опубликованы военно-патриотические стихи Окуджавы, а свою первую свою песню «Нам в холодных теплушках не спалось» он написал еще в 1943 году на фронте, но кроме первой строчки, текст этой песни не сохранился. В 1946 году им была сочинена «Студенческая песня» в актовом зале Тбилисского университета, где Булат подбирал мелодию на рояле к недавно написанному стихотворению.

Неистов и упрям,
Гори, огонь, гори.
На смену декабрям
Приходят январи.

Нам все дано сполна —
И радости и смех.
Одна на всех луна,
Весна одна на всех.

Прожить лета б дотла,
А там пускай ведут
За все твои дела
На самый страшный суд...

Потрясение от войны позже было описано Окуджавой в повести «Будь здоров, школяр», написанной им в 1960-1961 годах, а военная служба после госпиталя была описана в повести «Приключения секретного баптиста» в 1984 году. После окончания университета, с 1950-го по 1955-й годы, Булат Окуджава работал по распределению учителем в деревне Шамордино и районном центре Высокиничи Калужской области, затем — в одной из средних школ города Калуги. Там же, в Калуге, он был корреспондентом и литературным сотрудником областных газет «Знамя» и «Молодой ленинец». В 1955 году были реабилитированы родители Булата Шалвовича, а в 1956-м году он возвратился в Москву, где стал членом литературного объединения «Магистраль», работал редактором в издательстве «Молодая гвардия», а затем — заведующим отделом поэзии в «Литературной газете». Булат Окуджава рассказывал: «Мой друг Борис Балтер работал тогда консультантом в «Литературной газете». Как-то он сказал: «Слушай, я хочу показать твои работы Старику». Так мы называли Константина Георгиевича Паустовского. «Покажи, — говорю, — если хочешь, только страшно». И действительно, было страшно. К.Г. Паустовского я всегда считал мэтром и пытался его глазами взглянуть на то, что предназначалось лишь для близких людей. Но Балтер уехал уже с рукописью в Тарусу. Вернулся, сказал: «Старик просил тебя привезти». В гостях у Константина Георгиевича мы прожили три дня. Он тогда уже был болен, близкие, естественно, старались его уберечь от лишних встреч, разговоров. Все равно вокруг него было много молодых. Он готов был поддержать каждого, кто искал свой путь в искусстве. Помню какой-то сарай, откуда-то взявшуюся гитару, наспех нарезанные бутерброды. Константин Георгиевич тайком удрал из дома... Что я тогда пел — не вспомнить, но сама атмосфера доброжелательности и доброты рождала песни».

В конце 1950-х годов песни Окуджавы приобрели широкую популярность благодаря неповторимому языку, музыкальности, доверительности и отсутствию фальши. Став культовой приметой времени, авторская песня сплотила вокруг себя людей. В эти годы Окуджавой были написаны песни «О Леньке Королеве», «Девочка плачет — шарик улетел», «Последний троллейбус», «До свидания, мальчики» и другие произведения.

Ты течешь, как река. Странное название!
И прозрачен асфальт, как в реке вода.
Ах, Арбат, мой Арбат, ты — мое призвание.
Ты и радость моя, и моя беда.

Только зная правду о годах разлук и смятений, «когда свинцовые дожди лупили так по нашим спинам, что снисхождения не жди», можно понять, почему Арбат для Окуджавы — и радость, и беда. И понять, почему им была написана иная «арбатская» песня, менее восторженная, но более биографичная.

О чем ты успел передумать, отец расстрелянный мой,
Когда я шагнул с гитарой, растерянный, но живой?
Как будто шагнул я со сцены в полночный московский уют,
Где старым арбатским ребятам бесплатно судьбу раздают…

Такое уникальное явление в современной поэзии, как поэт с гитарой сам Окуджава не считал чем-то особенным. Он никогда не писал стихотворений «на заказ». Негромкий, задушевный голос Окуджавы притягивал и заставлял вслушаться слушателей, потому что его душа и сердце безошибочно определяли важные темы для современников.

В нашей жизни, прекрасной и странной, и короткой,
как росчерк пера, над дымящейся свежею раной
призадуматься, право, пора…

Драматург Александр Володин писал: «Я увидел его в гостинице «Октябрьская» в компании московских поэтов. Он поставил ногу на стул, на колено — гитару, подтянул струны и начал. Что начал? Потом это стали называть песнями Окуджавы. А тогда было еще непонятно, что это. Как назвать? Как рассказать об этом, что произошло в гостинице «Октябрьская»? Окуджава уехал в Москву. А я рассказывал и рассказывал о нем, пока директор Дома искусств не полюбопытствовал, что это были за песни. Я изложил их своими словами. И вскоре в ленинградском Доме искусств был запланирован первый публичный вечер Окуджавы. Я обзвонил всех, уговаривая прийти. «Что, хороший голос?» — спрашивали меня. «Не в этом дело, он сам сочиняет слова!» — «Хорошие стихи?» — Не в этом дело, он сам сочиняет музыку!» — «Хорошие мелодии?» — «Не в этом дело!..» Перед тем как я должен был представить его слушателям, он попросил: «Только не говорите, что это песни. Это стихи». Видимо, он не был уверен в музыкальных достоинствах того, что он делал. На следующем вечере Окуджавы в Доме искусств стояла толпа. «Что такое тут?» — спрашивали прохожие. «Аджубей приехал», — отвечали».

В 1961 году повесть Окуджавы «Будь здоров, школяр» была включена Паустовским в альманах «Тарусские страницы», но официальная критика не приняла эту повесть за пацифистские мотивы в оценке переживаний молодого человека на войне. А в 1965 году режиссер Владимир Мотыль ее экранизировал, дав фильму другое название — «Женя, Женечка и Катюша». Тогда же, в 1961 — 1962 годах, официальная критика осудила и многие песни Окуджавы. По мнению руководства Союза писателей России, «большинство этих песен не выражали настроений, дум, чаяний нашей героической молодёжи». В середине и конце 1960-х годов писатель не раз бравировал своей независимостью, подписывал письма в защиту Ю.Даниэля и А.Синявского, и печатался за границей. Окуджава в соавторстве с Петром Тодоровским написал сценарий к фильму «Верность», и два сценария с Ольгой Арцимович к фильмам «Частная жизнь Александра Сергеича, или Пушкин в Одессе» и «Мы любили Мельпомену...», но обе эти картины так и не были поставлены.

Песни Окуджавы начали звучать в кино. На его стихи писали музыку профессиональные композиторы. Песня на стихи Окуджавы «Бери шинель, пошли домой» быстро стала невероятно популярной. А самым плодотворным оказалось содружество Окуджавы с Исааком Шварцем, результатом которого стали песни «Капли Датского короля», «Ваше благородие», «Песня кавалергарда», «Дорожная песня», песни к телефильму «Соломенная шляпка» и многие другие произведения.

В 1960-х годах Окуджава много работал в жанре прозы. Он рассказывал: «В прозе и в стихах я выражаю себя. В стихах — с помощью рифмы и ритма, в прозе — иначе. Разница только в форме...». Всего за время работы Булата Окуджавы в кино прозвучало более 70-ти его песен в 50-ти фильмах, из них более 40 песен - на его музыку.

В конце 1960-х годов Окуджава обратился к исторической прозе. В 1970—1980 годах отдельными изданиями вышли его повести «Бедный Авросимов» о трагических страницах в истории декабристского движения, «Похождения Шилова, или Старинный водевиль» и написанные на историческом материале начала XIX века романы «Путешествие дилетантов» и «Свидание с Бонапартом». Окуджава продолжал писать и автобиографическую прозу, вошедшую в сборники «Девушка моей мечты» и «Заезжий музыкант», а также роман «Упраздненный театр», получивший в 1994 году Международную премию Букера, как лучший роман года на русском языке.

Окуджава всегда держался особняком от писательской и бардовской среды, принципиально не бывал на слетах КСП, несмотря на многочисленные приглашения. Очень редко, в исключительных случаях, он соглашался быть председателем или членом жюри. На слетах авторской песни его крайне огорчали «вторичность, плагиативность, хоровые нетрезвые песни и выкрики типа: «Давай Высоцкого!» Булат Окуджава рассказывал: «Теперь я особенно не раздумываю об авторской песне: по моему мнению, сегодня ее больше нет. Есть массовое явление, потерявшее главные привлекательные черты, сделавшие ее в свое время «властителем дум» очень многих людей. Сейчас все играют на гитарах, пишут стихи (в большинстве своем плохие), поют их. Публика уже привыкла к человеку с гитарой. И каждый, кто берет в руки гитару, называется бардом, и название это тоже нравится. Ко всему этому я лично не испытываю интереса. Считаю — жанр умер. Он оставил по себе добрую память, оставил имена и творчество нескольких истинных поэтов; как это всегда бывает, слабое ушло, сильное осталось, ну, и надо ценить и помнить то, что родилось и существовало в рамках данного жанра... Для меня, прежде всего важен Поэт. Поэт, который исполняет некоторые свои стихи под свою же мелодию. Именно поэтому я несведущ в том, что раньше называлось КСП, а теперь — движение авторской песни. Там ведь девяносто процентов просто исполнителей (очень, кстати, хороших); есть люди, которые пишут музыку на чужие стихи; есть те, кто пишет стихи, но, на мой взгляд, чаще — слабые (потому что хорошего много не бывает). Я никогда не был с этим движением особенно связан, хотя всегда уважал людей поющих... Я не знаю, что такое — бард. Для меня все равно в первую очередь существуют стихи, и я могу рассуждать только о поэзии лишь потом — обо всем остальном… Повторю, для меня существует Поэт, читающий свои стихи и напевающий их...»

В 1970 году Окуджава завершил работу над двумя романами «Мерси, или похождения Шилова» и «Старинный водевиль». В этом же году в прокат вышел кинофильм «Белое солнце пустыни», в котором песня «Ваше благородие, госпожа разлука» была написана на стихи Окуджавы. А в 1971 году на экраны вышел фильм «Белорусский вокзал», в котором прозвучала еще одна из известных песен Булата Шалвовича «Мы за ценой не постоим». Некоторые свои песни Окуджава «забывал», никогда не исполнял и запрещал включать в сборники. Одна такая шуточная песня была им написана в 1957 году: «Марья Петровна идет за селедочкой, около рынка живет, а над Москвою серебряной лодочкой новенький спутник плывет». Другую песню «Ты в чем виновата?» Булат Окуджава написал после расставания со своей первой женой Галиной Смольяниновой в 1964 году. Ровно через год после развода, день в день, она умерла в 39 лет от разрыва сердца. Для Окуджавы это был один из самых тяжелых ударов в жизни. Вторая жена Ольга Арцимович стала его заботливым и верным другом на долгие годы их совместной непростой жизни.

В 1976 году был опубликован сборник стихов Окуджавы под названием «Арбат, мой Арбат», в 1977 году им был написан роман «Путешествие дилетанта», в 1983 году роман «Свидание с Бонапартом», и с середины 1980-х годов творчество Окуджавы стало крайне популярно. В годы перестройки власти его работы не преследовали, а наоборот, всячески поощряли. Окуджава вошел в Комиссию о помиловании при президенте Российской Федерации, в 1984 году стал кавалером ордена Дружбы народов. О 60-летнем юбилее Окуджавы Юлий Ким написал: «В мае 1984-го года Булату исполнилось 60. Он, как обычно, никакого бума не желая, скрылся в дебрях Калужской губернии, но гости к нему все же прикатили — и сколько! И как! Вооружившись видеокамерой, Ольга, жена, вместе с Булатом-младшим втайне от юбиляра объездили человек сто друзей и знакомых с просьбой к каждому поднять рюмку в честь именинника с небольшим монологом, подходящим к случаю. Получилось трехчасовое поздравление, и таким образом к Булату в его калужскую глушь кто только не приехал. Веня Смехов, например, говорил свой монолог, свесив ноги со сцены старой «Таганки». Два закадычных Юрия — Карякин и Давыдов — поднимали свои рюмки водки, расстелив газету с колбасой на парковой скамейке. Алла Борисовна в золотом пиджаке у себя дома за белым роялем спела Булату что-то про осень, красиво и просто. Замечательное вышло чествование. Но еще замечательнее вышло оно через полтора месяца в зале ДК Горбунова в Филях — единственное место, где Булат согласился встретиться, так сказать, с народом в виде московских каэспешников, с которыми он давно дружил. Тысячный зал с балконом был битком. Булат сидел во втором ряду. Он явился, несмотря на температуру 38 градусов, и геройски провел весь вечер — и концертную его часть, и застолье за кулисами человек на 80. И вот было там, в финале концерта, такое стихийное действо. Уже отпел на сцене сам виновник торжества, уже загремели окончательные аплодисменты — и тут потянулись к Булату с цветами. Он стоял и принимал букет за букетом, складывая их на стул, и они уже не помещались, потребовался еще стул, а эта цветочная гора все росла и росла... Жванецкий — попозже, за столом — все-таки не выдержал и, встав, поднял рюмку. — Дорогой Булат, пью за то, что ты все это получил при жизни. Но дороже всех цветов был ему тогда один особый подарок. Вдруг из-за кулис на сцену вышел человек, весь откинувшись назад под тяжестью целой колонны из книг, которую он нес перед собой: 11 томов самиздата — в прекрасном переплете, отпечатанное типографским способом полное собрание сочинений, причем не только сочинений, но и всей критики, включая злобную! Единственный прижизненный многотомник «Душа в заветной лире...» 160 лет тому назад его любимый Пушкин уже написал о нем, сразу от первого лица:

И долго буду тем любезен я народу,
Что чувства добрые я лирой пробуждал,
Что в мой жестокий век восславил я свободу
И милость к падшим призывал.

Все угадал гений: и песню, и гитару — и даже участие в Комиссии по помилованию». А 9 мая 1994-го Окуджава праздновал свое 70-летие — в небольшом уютном зале, в окружении поклонников и друзей, и в присутствии некоторых, симпатичных Булату членов правительства. Звучали естественные для такого случая приветствия, речи и песни. Под конец Окуджава поднялся на сцену. Выглядел он смущенным, усталым и больным. Дождавшись тишины, он тихо поблагодарил публику и добавил, виновато: «Простите, но все это мне глубоко чуждо...»

В 1990-х годах работы Окуджавы были отмечены большим количеством премий и наград. В 1990 году Норвический университет в США присвоил Окуджаве почетную степень Доктора гуманитарных наук, в 1991 году ему была присуждена Государственная премия СССР, и в этом же году он получил премию от независимой писательской ассоциации «Апрель» «За мужество в литературе» имени Сахарова. В 1994 году за биографический роман «Упраздненный театр», написанный годом ранее, Булат Шалвович получил Букеровскую премию в номинации «Лучший роман года на русском языке». В этом же году Окуджава сам вошел в Комиссию по Государственным премиям РФ. В эти годы Булат Шалвович часто выступал с концертами в Москве, Санкт-Петербурге, США, Германии и Израиле. В 1997 году в журнале «Новый мир» были опубликованы «Автобиографические анекдоты» Булата Окуджавы, и это была его последняя прижизненная публикация прозы. За несколько месяцев до смерти Окуджава пережил трагическую гибель своего старшего сына Игоря, перед которым он всю жизнь чувствовал вину и о котором написал в стихотворении «Итоги» строки:

В пятидесятых сын мой родился,
печальный мой старший,
рано уставший, в землю упавший...
И не поднять...

После смерти сына здоровье Окуджавы резко ухудшилось. 25 июня 1995 года в штаб-квартире ЮНЕСКО в Париже состоялся его последний концерт. Находясь в Париже с частным визитом в гостях у Анатолия Гладилина, Булат Окуджава заболел гриппом, и его поместили в больницу. Последовали осложнения, вызванные астмой и желудочными болезнями, позже начала развиваться почечная недостаточность, и врачи сказали, что улучшения ждать невозможно, так как у Окуджавы был очень ослаблен иммунитет. Хотя Булат Шалвович не был религиозным человеком, он принял крещение в Париже всего за несколько часов до смерти, и получил благословение одного из старцев Псково-Печорской лавры, получив при крещении имя Иоанн. По странному совпадению в автобиографической прозе он предпочитал называть себя Иваном Ивановичем. Булат Окуджава скончался 12 июня 1997 года в парижском военном госпитале и был похоронен на Ваганьковском кладбище в Москве.

На третий день после смерти Окуджавы в студии радиостанции «Эхо Москвы» Илья Мильштейн сказал: «Как минимум для трех поколений русских людей он был своим поэтом, выразителем чувств самых заветных и убеждений самых выстраданных. Его смерть — для тех, кто дожил и до этой смерти — стала личной утратой. Невосполнимой, тяжкой и горестной... У него было удивительное лицо: по-детски доверчивые глаза презрительные, насмешливые губы. В глазах отражался поэт, каким он был задуман, чистым, возвышенным и романтичным. Над жесткими складками у рта потрудились люди и годы. Так соединились в его стихах и мелодиях неповторимые интонации голоса и те несоединимые черты: беспечность и страдание, наивность и тоска, беззащитность и мудрость... Само присутствие Окуджавы в городе, в стране, на планете, чуточку облагораживало действительность. Не намного, на миллиграмм. Но пока хватало. С уходом Окуджавы, теперь уже вне всякого сомнения, в России начинается настоящая, взрослая жизнь. Без Бумажных Солдатиков, Милосердных Сестер и Зеленоглазого Бога. Без жалости, без надежды и без пощады. А простодушная мудрость наша, детская доверчивость и насмешливая любовь умерли 12-го... во французском военном госпитале...».

О жизни и творчестве Булата Окуджавы было снято несколько документальных фильмов.

Текст подготовила Татьяна Халина

Использованные материалы:

Текст статьи Виталия Орлова
Материалы сайта «Википедия»
Текст статьи «Булат Окуджава в кино и в жизни» на сайте www.bokudjava.ru
Материалы сайта www.megabook.ru
Материалы сайта www.museum.ru
Материалы сайта www.belopolye.narod.ru

9 мая 1924 года – 12 июня 1997 года