Интервью после смерти, беседа с человеком через 66 лет после его самоубийства - возможно ли это? Представьте - да! Ибо Марина Цветаева, наш нынешний собеседник, не просто современница- она всю жизнь, каждым часом своим, вела своеобразный диалог с будущим - разговор с нами - внуками своими и даже правнуками.

"К вам, живущим через 10 лет..." - подобных обращений в ее стихах, прозе, в записных книжках и сводных тетрадях великое множество. Она говорит через десятилетия, может, через века, будущим меряет себя, завтрашним днем оценивает поступки свои. А кроме того, ее записи и письма, 4 полновесных тома, лишь недавно открытых в архивах, не только поражают откровенностью, обнаженностью мысли, но касаются тех проблем, которые будут волновать вечно: любви, предательства, чести, непреклонности таланта. Да и сами записи ее - это вопросы и ответы великого русского поэта!

Идея "поговорить" с Цветаевой (а верней - с точностью до буквы "составить" беседу из фраз, мыслей и мнений поэта) пришла в голову журналисту, литературоведу, кинодокументалисту Вячеславу Недошивину, который вот уже 20 лет занимается Серебряным веком русской поэзии. Десятки фильмов о поэтах снято по его сценариям. Ныне уже третий год он снимает 40-серийный фильм "Безымянные дома. Москва Серебряного века". Фильм будет заканчиваться беспрецедентными 8 сериями о жизни как раз Марины Цветаевой. В какой-то мере именно это - знание жизни и наследия Цветаевой!- дало ему некое внутреннее право все-таки попробовать, и все-таки - задать поэту эти вопросы.

"Интервью" с Мариной Цветаевой

1. Заповеди

- Марина Ивановна, когда-то Вы написали: "Дорогие правнуки, читатели через 100 лет! Говорю с Вами, как с живыми, ибо Вы будете..." Выходит, знали, что останетесь? Чуяли свою, пусть будущую, но оглушительную славу?

- "Я не знаю женщины талантливее себя. Смело могу сказать, что могла бы писать, как Пушкин. Мое отношение к славе? В детстве - особенно 11 лет - я была вся честолюбие. "Второй Пушкин" или "первый поэт-женщина" - вот чего я заслуживаю и, может быть, дождусь. Меньшего не надо..."

- Гений сжигает человека дотла. Это известно. Но гений - женщина? Ведь есть же семья, дети, быт? Как это совместить? И совместимо ли это?

- "Пока не научитесь все устранять, через препятствия шагать напролом, хотя бы и во вред другим - пока не научитесь абсолютному эгоизму в отстаивании своего права на писание - большой работы не дадите".

- "Прочитав" Вашу жизнь, я заметил: Вы вечно смеялись над своими бедами. Даже на могиле хотели написать: "Уже не смеется..." А над чем, по-вашему, смеяться нельзя?

- "Слушай и помни: всякий, кто смеется над бедой другого, дурак или негодяй; чаще всего и то, и другое. Когда человеку подставляют ножку, когда человек теряет штаны - это не смешно; когда человека бьют по лицу - это подло".

- Да-да, это Вы говорили дочери, когда она впервые увидела клоунов в цирке. А что вообще можно назвать Вашими - "цветаевскими" заповедями?

- "Никогда не лейте зря воды, потому что в эту секунду из-за отсутствия этой капли погибает в пустыне человек. Не бросайте хлеба, ибо есть трущобы, где умирают. Никогда не говорите, что так все делают: все всегда плохо делают. Не торжествуйте победы над врагом. Достаточно - сознания. Моя заповедь: преследуемый всегда прав, как и убиваемый.

Никакая страсть не перекричит во мне справедливости. Делать другому боль, нет, тысячу раз, лучше терпеть самой. Я не победитель. Я сама у себя под судом, мой суд строже вашего, я себя не люблю, не щажу".

- Отсюда Ваш аскетизм? Простые платья, крепкие башмаки, а не модные туфельки? Или - из-за вечной бедности, из-за денег?

- "В мире физическом я очень нетребовательна, в мире духовном - нетерпима! Я бы никогда, знаете, не стала красить губ. Некрасиво? Нет, очаровательно. Просто каждый встречный дурак на улице может подумать, я это - для него. Мне совсем не стыдно быть плохо одетой и бесконечно-стыдно - в новом! Не могу - со спокойной совестью - ни рано ложиться, ни до сыта есть. Точно не в праве. И не оттого, что я хуже, а оттого, что лучше. А деньги? Да плевать мне на них. Я их чувствую только, когда их нет".

- Ныне Вас бы не поняли. Но, может, в этом и есть Ваша сила?

- "Сила человека часто заключается в том, чего он не может сделать, а не в том, что может. Мое "не могу" - главная мощь. Значит, есть что-то, что вопреки всем моим хотениям все-таки не хочет. Говорю об исконном "не могу", о смертном, о том, ради которого даешь себя на части рвать..."

- Даже если все легко поступают иначе? То есть - "могут"?..

- "Не могу, даже если мир вокруг делает так и это не кажется зазорным. Утверждаю: "не могу", а не "не хочу" создает героев!"

2. Начало

- А помните первый стих, написанный в 5 лет? "Ты лети мой конь ретивый Чрез моря и чрез луга И, потряхивая гривой, Отнеси меня туда..." Вы еще говорили, как смеялись все, когда за обедом, прочтя его, Ваша мать не без иронии спросила: куда "туда", Муся, ну, куда - "туда"?..

- "Смеялись: мать (торжествующе: не выйдет из меня поэта), отец (добродушно), репетитор брата (го-го-го!), брат, и даже младшая сестра. А я, красная, как пион, оглушенная в висках кровью, сквозь закипающие слезы - сначала молчу, а потом - ору: "Туда, туда - далёко!.."

- Не знали, не знали еще слова "вечность"... А, кстати, о чем с юности больше всего мечталось?

- "Моя мечта: монастырский сад, библиотека, старое вино из погреба, длинная трубка и какой-нибудь семидесятилетний "из прежних", который приходил бы по вечерам слушать, что я написала, и сказать, как меня любит. Я хотела, чтобы меня любил старик, многих любивший. Не хочу быть старше, зорче. Не хочу, чтобы на меня смотрели вверх. Этого старика я жду с 14 лет..."

- И с четырнадцати, после смерти матери, забросили музыку. Почему?

- "Скульптор зависит от глины. Художник от красок. Музыкант от струн, - нет струн в России, кончено с музыкой. У художника, музыканта может остановиться рука. У поэта - только сердце".

- Судя по 7 томам сочинений, сердце оказалось необъятным?!

- "Стихи сами ищут меня, и в таком изобилии, что прямо не знаю- что писать, что бросать. Можно к столу не присесть - и вдруг - все четверостишие готово, во время выжимки последней в стирке рубашки, или лихорадочно роясь в сумке, набирая ровно 50 копеек. А иногда пишу так: с правой стороны страницы одни стихи, с левой - другие, рука перелетает с одного места на другое, летает по странице: не забыть! уловить! удержать!.. - рук не хватает!"

- С детства любили "превозможение", так вспоминали как-то?

- "Да. Опасные переходы, скалы, горы, 30-верстные прогулки. Чтобы все устали, а я нет! Чтобы все боялись, а я перепрыгнула! И чтобы все жаловались, а я бежала! Приключение! Авантюру! Чем труднее - тем лучше!"

- А что вообще любили в жизни? И любили ли жизнь?

- "Как таковой жизни я не люблю, для меня она начинает значить, обретать смысл и вес - только преображенная, т.е. - в искусстве. Если бы меня взяли за океан - в рай - и запретили писать, я бы отказалась от океана и рая.

Любимые вещи: музыка, природа, стихи, одиночество. Любила простые и пустые места, которые никому не нравятся. Люблю физику, ее загадочные законы притяжения и отталкивания, похожие на любовь и ненависть. Люблю все большое, ничего маленького. И кошек, а не котят. Кошками не брезгую, пускай спят на голове, как они это любят. И, чем больше узнаю людей - тем больше люблю деревья! Обмираю над каждым. Я ведь тоже дерево: бренное, льну к вечному. А потом меня срубят и сожгут, и я буду огонь..."

- И еще - любили собак? Ваш муж, я читал, в молодости камнями отгонял бродячих псов, а Вы - Вы, напротив, именно их и приманивали хлебом...

- "Зверь тем лучше человека, что никогда не вульгарен. Душа у животного - подарок. Как не у всех людей..."

3. Встреча

- Еще девочкой Вы поняли: "Когда жарко в груди, в самой грудной ямке и никому не говоришь, это - любовь"? Скажите: у великих и любовь - великая?

- "Думаете, великие должны быть "счастливы в любви"? Ровно наоборот. Их меньше всех любят. Мне нужно понимание. Для меня это - любовь".

- А что значит для женщины - любить?

- "Всё! Женщина играет во всё, кроме любви. Мужчина - наоборот. В любви главная роль принадлежит женщине, она вас выбирает, вы - ведомые!"

- Ну, Марина Ивановна, оставьте хотя бы иллюзию...

- "Ну, если вам доставляет удовольствие жить ложью и верить уловкам тех женщин, которые, потакая вам, притворствуют, - живите самообманом!"

- А что для вас, для женщин, главное в мужчинах?

- "Слышали ли вы когда-нибудь, как мужчины - даже лучшие - произносят два слова: "Она некрасива". Не разочарование - обокраденность. Точно так же женщины произносят: "Он не герой..."

- Не герой, значит заранее - виноват?

- "Прав в любви тот, кто более виноват. Одинаково трудно любить героя и не-героя. Героизм - это противоестественность. Любить соперницу, спать с прокаженным".

- Но Сергею, мужу Вашему, когда Вы встретились, было 17, и он был просто красив. Вы даже замерли?..

- "Я обмерла! Ну можно ли быть таким прекрасным? Взглянешь - стыдно ходить по земле! Это была моя точная мысль, я помню. Если бы вы знали, какой это пламенный, глубокий юноша! Одарен, умен, благороден..."

- Но через годы Вы признались: "Личная жизнь не удалась"?

- "Это надо понять. Думаю - 30-летний опыт достаточен. Причин несколько. Главная в том, что я - я. Вторая: слишком ранний брак с слишком молодым. Он меня по-своему любит, но - не выносит, как я - его. В каких-то основных линиях: духовности, бескорыстности мы сходимся, но ни в воспитании, ни в жизненном темпе - всё врозь! Главное же различие - его общительность и общественность и моя (волчья) уединенность. Он без газеты не может, я - в доме, где главное газета - жить не могу".

- Извините за нескромный вопрос, но, выйдя замуж, Вы почти сразу влюбились в поэтессу Софию Парнок. Запретная тема, понимаю, но нешуточный этот роман длился полтора года. Вас осуждали за него при жизни. Но ведь осуждают и ныне?

- "Что бы люди ни сказали, они всегда скажут дурное".

- Но не значит ли это, что любовь поэта - всегда безмерность?

- "Понимаете, роман может быть с мужчиной, с женщиной, с ребенком, может быть с книгой. Любить только женщин (женщине) или только мужчин (мужчине), заведомо исключая обратное - какая жуть! А только женщин (мужчине) или только мужчин (женщине), исключая необычное - какая скука!"

- А тех и других? Вы ведь клялись, что никогда не бросите Соню, и никогда - Сергея? Или это Ваше - никого и никогда не бросать первой?

- "Люблю до последней возможности. Все женщины делятся на идущих на содержание и берущих на содержание. Я принадлежу к последним. Не получить жемчуга, поужинать на счет мужчины и в итоге - топтать ногами - а купить часы с цепочкой, накормить и в итоге - быть топтаной ногами. Я не любовная героиня. Я по чести- герой труда: тетрадочного, семейного, материнского, пешего. Мои ноги герои, и руки герои, и сердце, и голова..."

4. Революции

- Революция отняла у Вас всё: дом, дочь, умершую от голода, состояние, оставленное матерью. Но помните Ваши слова в 1907-м, когда Вы сами звали пожар восстания, в том числе и на свой дом? Помните: "Неужели эти..."

- "Неужели эти стекла не зазвенят под камнями? С каким восторгом следила бы, как горит наш милый дом! Только бы началось".

- Вы звали к восстанию. Редко кто из поэтов избежал в те годы подобных порывов. Но вот революция случилась, и что же? Не такую ждали, не тех звали?

- "Небо дороже хлеба. Главное с первой секунды Революции понять: всё пропало! Тогда - всё легко. У меня были чудесные друзья среди коммунистов. Ненавижу коммунизм. Ненавижу - поняла- вот кого: толстую руку с обручальным кольцом и кошелку в ней, шелковую - клёш (нарочно!) юбку на жирном животе, манеру что-то высасывать в зубах, презрение к моим серебряным браслетам (золотых-то видно нет!). Мещанство! Во мне уязвлена, окровавлена самая сильная моя страсть: справедливость. Сколь восхитительна проповедь равенства из княжеских уст - столь омерзительна из дворницких".

- Ответ на все времена! И, кажется, про все революции. Помните, еще мама говорила Вам: "когда дворник придет у тебя играть ногами на рояле, тогда это - социализм!" Да, есть два миропонимания, два слоя людей...

- "Две расы. Божественная и скотская. Первые всегда слышат музыку, вторые - никогда. Первые друзья, вторые - враги. У меня ничего нет, кроме ненависти всех хозяев жизни, что я не как они. Свобода - наш ответ на тот порядок, который не мы выбирали..."

- Как Вы выжили в те годы! Голод, холод, иней в углах квартиры, веревочки, которыми шнуровали ботинки и даже не закрашивали их чернилами, как другие. Вор, забравшийся к Вам, не только не взял ничего - сам дал денег. И тем не менее позвольте, прямой и трудный вопрос. Его и ныне обходят биографы. Скажите, 3-летнюю Ирину, свою вторую дочь, Вы просто не любили? И потому- бросили в приюте для сирот? Фактически - умирать?..

- "Я любила ее в мечте, никогда в настоящем. Не верила, что вырастет. Ах, господа! Виноват мой авантюризм. Когда самому легко, не веришь, что другому трудно. А теперь вспоминаю ее стыдливую, редкую такую, улыбку, которую она старалась зажать. И как она гладила меня по голове..."

- Но вы не поехали даже на похороны? Ее зарыли в общей яме. А ведь это по сути первая из утерянных могил Вашей семьи. И даже - Вашей могилы?

- "Чудовищно? Да, со стороны. Лучше было бы, чтобы я умерла! Но я не от равнодушия не поехала. У Али было 40, 7 - и - сказать правду?! - я просто не могла. К живой не приехала... И - наконец - я была так покинута! У всех есть кто-то: муж, отец, брат - у меня только Аля, и вот Бог наказал... Ирина! Если есть небо, прости меня, бывшую дурной матерью..."

- Иосиф Бродский (он родился за год до Вашей смерти), назвал Вас первым поэтом ХХ века. И он же про Вас сказал: "Чем лучше поэт, тем страшнее его одиночество". Это действительно так, это - правда?

- "Одинок всю жизнь! Между вами, нечеловеками, я была только человек. У всех вас есть: служба, огород, выставки, союз писателей, вы живете и вне вашей души, а для меня это - моя душа, боль от всего! Нет друзей, но это в быту, душевно- просто ничего. Я действительно - вне сословия, вне ранга. За царем - цари, за нищим- нищие, за мной - пустота..."

5. Любовь

- Вас спасала любовь. Даже в годы разлуки с мужем Вы писали стихи о ней. Но ведь посвящены они были отнюдь не мужу?

- "Слушайте внимательно, я говорю, как перед смертью: Мне мало писать стихи! Мне надо что-нибудь- кого-нибудь - любить - в каждый час дня и ночи. Одна звезда для меня не затмевает другой! И правильно. Зачем тогда Богу было бы создавать их полное небо! Человечески любить мы можем иногда десятерых, любовно - много - двух. Нечеловечески - всегда одного..."

- Но Вы "дорисовывали" любимых, украшали в воображении. Ведь даже очки не носили, чтобы не менять сложившегося представления о человеке?

- "Что я любила в людях? Их наружность. Остальное - подгоняла. Жизненные и житейские подробности, вся жизненная дробь, мне в любви непереносна, мне стыдно за нее, точно я позвала человека в неубранную комнату. Когда я без человека, он во мне целей - и цельней".

- Любить человека "без человека" - как это? Или права знакомая Ваша, которая пишет, что, уносясь в воображении, Вы забывали оглянуться - а поспевает ли за Вами Ваш новый избранник?

- "В одном я - настоящая женщина: я всех и каждого сужу по себе, каждому влагаю в уста - свои речи, в грудь - свои чувства. Поэтому - все у меня в первую минуту: добры, великодушны, щедры, бессонны и безумны".

- Через любовь - в душу человека? Тоже - Ваши слова!

- "Подходила ли хоть одна женщина к мужчине без привкуса о любви? Часто, сидя первый раз с человеком, безумная мысль: "А что если поцелую?" Эротическое помешательство? Нет. Стена, о которую билась! Чтобы люди друг друга понимали, надо, чтобы они шли или лежали рядом..."

- Но ведь разочарования Ваши были горестней очарований...

- "По полной чести самые лучшие, самые тонкие, самые нежные так теряют в близкой любви, так упрощаются, грубеют, уподобляются один другому, что - руки опускаются, не узнаешь: вы ли? В любви в пять секунд узнаешь человека, он - слишком явен! Здесь я предпочитаю ложь".

- Вы хотите сказать - выдумку, человека воображенного?

- "Да. В воинах мне мешает война, в моряках - море, в священниках - Бог, в любовниках - любовь. Любя другого, презираю себя, будучи любимой другим - презираю его. У каждого живет странное чувство презрения к тому, кто слишком любит нас. (Некое "если ты так любишь меня, сам ты не Бог весть что!"). Может, потому, что каждый знает себе цену..."

- Но Вы написали в стихах: "Я тебя отвоюю..." Выходит, Тютчев прав: любовь - поединок? А если так, то что тогда - победа?

- "Первая победа женщины над мужчиной - рассказ о его любви к другой. А окончательная победа - рассказ этой другой о любви к нему. Тайное стало явным, ваша любовь - моя. И пока этого нет, нельзя спать спокойно..."

- Смешно! А что тогда измена?

- "Измены нет. Женщины любят ведь не мужчин, а Любовь. Потому никогда не изменяют. Измены нет, пока ее не назовут "изменой". Неназванное не существует. "Муж" и "любовник" - вздор. Тайная жизнь - и явная. Тайная - что может быть слаще?.."

- У Вас было много любви. Но я действительно расхохотался, когда всех любовников своих Вы назвали потом "стручками", а одного - вообще "кочерыжкой". Но, если серьезно: Ваши разочарования - это завышенные требования, преклонение мужчин перед талантом, или, как написал один- просто страх перед Вами. Скажите, Вас боялись?

- "Боялись. Слишком 1-й сорт. Не возьмешь за подбородок! Боялись острого языка, "мужского ума", моей правды, силы и, кажется, больше всего - бесстрашия. У меня было имя, была внешность и, наконец, был дар - и всё это вместе взятое не принесло мне и тысячной доли той любви, которая достигается одной наивной женской улыбкой. Это всегда одна и та же история. Меня оставляют. Без слова, без "до свиданья". Приходили - больше не приходят. Писали - не пишут. И вот я, смертельно раненая - не способна понять - за что? Что же я все-таки тебе сделала??? - "Ты не такая, как другие". - "Но ведь именно за это и..." - "Да, но когда это так долго". Хорошенькое "долго" - вариант от трех дней до трех месяцев..."

- А как случилось, что в эмиграции Вы встретили самую большую любовь?

- "Как случилось? О, как это случается?! Я рванулась, другой ответил. От руки до губ, где ж предел?.. Я скажу вам тайну. Я - стихийное существо: саламандра или ундина, душа таким дается через любовь. Как поэту - мне не нужен никто. Как существу стихийному, нужна воля другого ко мне - лучшей..."

- Вы посвятили этой любви две поэмы. О ней знали все. Вы даже ушли из дома. Но ведь семья, взрослая дочь, ползучие сплетни русской колонии?..

- "Есть чувства настолько серьезные, что не боятся кривотолков. Семья. Да, скучно, да, сердце не бьется. Но мне был дан ужасный дар - совести: неможения чужого страдания. Может быть (дура я была!) они без меня были бы счастливы! Но кто бы меня - тогда убедил?! Я была уверена (они уверили!), что без меня умрут. А теперь я для них - ноша, Божье наказание. Все они хотят действовать, "строить жизнь". Им нужно другое, чем то, что я могу дать".

- Может, Париж виноват? Чуждое всем вам окружение?

- "Париж ни при чем - то же было и в Москве. Не могу быть счастливой на чужих костях. Я дожила до сорока, и у меня не было человека, который бы меня любил больше всего на свете. Почему? У всех есть. Я не нужна. Мой огонь никому не нужен, на нем каши не сваришь".

6. Эмиграция

- 17 лет чужбины! Невероятно! Скучали по родине в Париже?

- "Родина не есть условность территории, а непреложность памяти и крови. Не быть в России, забыть ее - может бояться лишь тот, кто Россию мыслит вне себя. В ком она внутри, - тот потеряет ее вместе с жизнью. Моя родина везде, где есть письменный стол, окно и дерево под этим окном".

- "Мы плохо живем, - писали Вы из Парижа, - и конских котлет уже нет. Мясо и яйца не едим никогда. От истощения у меня вылезла половина брови". И несмотря на это Вы каждое утро обливались водой, варили кофе и порой полдня искали одно нужное слово. Писали стихи. Вернувшись, ни единого не напишете...

- "Когда меня спрашивают: "Почему вы не пишете стихов?" - я задыхаюсь от негодования. Какие стихи? Я всю жизнь писала от избытка чувств. Сейчас у меня избыток каких чувств? Обиды. Горечи. Одиночества. Страха. В какую тетрадь - писать такие? А главное, все это случилось со мной - веселой, живой, любящей, доверчивой (даже сейчас). За что? Разве я - живу? Что я видела от жизни, кроме помоев и помоек. Я всегда разбивалась вдребезги, и все мои стихи - те самые серебряные сердечные дребезги..."

- "Здесь я невозможна, в СССР не нужна", - сказали в эмиграции. Из-за стихов "невозможна", или - из-за характера? Из гордости дара, таланта или, извините - из-за гордыни?

- "Гордыня? Согласна. В нищете чувство священное. Если что-нибудь меня держало на поверхности этой лужи - то только она. Менять города, комнаты, укладываться, устраиваться, кипятить чай на спиртовке, разливать этот чай гостям. С меня достаточно - одного дерева в окне. Париж? Я его изжила. Сколько горя, обид я в нем перенесла. Ненавижу пошлость капиталистической жизни. Но не в Россию же ехать? Мне хочется за предел всего этого. На какой-нибудь остров Пасхи..."

- Да, помню, Вы даже мечтали оказаться в тюрьме...

- "Согласна на два года одиночного заключения (детей разберут "добрые люди" - сволочи - Сережа прокормится). Была бы спокойна. В течение двух лет обязуюсь написать прекрасную вещь. А стихов! (И каких)!"

- В тюрьму или в СССР - ничего себе - выбор? И - выбор ли?

- "Поймите, я там не уцелею, ибо моя страсть - негодование. Я не эмигрант, я по духу, по воздуху и размаху - там, оттуда. Но, слушайте! Ведь все кончилось. Домов тех - нет. Деревьев - нет. России нет, есть буквы: СССР, не могу же я ехать в свистящую гущу. Буквы не раздвинутся. Россия в нас, а не на карте. Мы - последние могикане. И презрительным коммунистическим "пережитком" я горжусь. Я пережиток, ибо все это - переживет и меня (и их!)".

- Скажите, занося ногу на сходни, чтобы плыть в СССР, Вы ведь знали: дочь - уже "коммунистка", муж - уже давно чекист, "наводчик-вербовщик" Лубянки? Вы всё это знали! И Вы... поехали?

- "Но выбора не было: нельзя бросать человека в беде, я с этим родилась".

- Поразительно! И ведь Вы, в век соблазнительных идей, ослепивших мир, Вы ни разу не солгали словом. Единственная! Это всё - Ваше "не могу", то, которое и создает героев? Из-за которого себя даешь "на части рвать"?..

- "За мое перо дорого бы дали, если бы оно согласилось обслуживать какую-нибудь одну идею, а не правду: всю правду. Нет, голубчик, ни с теми, ни с этими, ни с третьими, а зато... А зато - всё. А зато в мире сейчас - может быть - три поэта и один из них - я".

7. Судьба

- Накануне Вашего возвращения Сталин наградил орденами 172 писателей. Даже молодых совсем- Симонова и Алигер. Всех, кроме Ахматовой, Пастернака, Платонова и даже Булгакова, которого, пишут, любил...

- "Абсурд! Награда за стихи из рук чиновников! А судьи - кто? Поэт-орденоносец! Какой абсурд! У поэта есть только имя и судьба. Судьба и имя..."

- Но Вас не приняли не только чиновники - не приняли писатели. Общения с Вами испугались даже братья-поэты. Ни родных - муж, дочь и сестра в тюрьме, ни угла своего - ничего...

- "Да, когда была там, у меня хоть в мечтах была родина. Разумнее не давать таким разрешения на въезд. Москва меня не вмещает. Это мой город, но я его - ненавижу. Обратилась в Литфонд, обещали приискать комнату..."

- Да, да, ныне известно: Фадеев на Вашу просьбу написал: "Тов. Цветаева! Достать Вам комнату абсолютно невозможно. У нас большая группа очень хороших писателей и поэтов, нуждающихся в жилплощади..."

- "Не могу вытравить из себя чувства - права. В бывшем Румянцевском музее три наших библиотеки: деда, матери и отца. Мы - Москву- задарили. А она меня вышвыривает: извергает. И кто она такая, чтобы передо мной гордиться? Я дала Москве то, что я в ней родилась. Оспаривая мое право на Москву, Вы оспариваете право киргиза на Киргизию, тунгуса на Тунгусию. Я имею право на нее в порядке русского поэта. Вы лучше спросите, что здесь делают 1/2 миллиона немосквичей и что они дали Москве?

Меня жалеют чужие. Это - хуже всего, я от малейшего доброго слова - интонации - заливаюсь слезами, как скала водой водопада. Это судьба. Меня - все меньше и меньше. Остается только мое основное - "нет"..."

- Поэт, сказали Вы, должен быть на стороне жертв, а не палачей. Это так. Но Вы добавили: "И если история несправедлива, поэт обязан пойти против нее". Против истории? Возможно ли это?

- "Эпоха не против меня, я против нее. Я ненавижу свой век из отвращения к политике, которую, за редчайшими исключениями, считаю грязью. Ненавижу век организованных масс. И в ваш воздух, машинный, авиационный, я тоже не хочу. Ничего не стоило бы на вопрос - вы интересуетесь будущим? - ответить: - О, да! А я отвечу: нет, я искренно не интересуюсь ничьим будущим, которое для меня пустое и угрожающее место. Я действительно ненавижу царство будущего. Но если есть Страшный суд слова - на нем я чиста..."

- Вы безумно отважны! Таких и в истории России - единицы!

- "Считают мужественной. Хотя я не знаю человека робче. Боюсь всего. Глаз, черноты, шага, а больше всего - себя. Никто не видит, не знает, что я год уже ищу глазами - крюк. Год примеряю смерть. Я не хочу умереть. Я хочу не быть. Надо обладать высочайшим умением жить, но еще большим умением - умереть! Героизм души - жить, героизм тела - умереть..."

8. Смерть

- "Мне совестно, что я жива. Мои друзья о жизни рассказывают, как моряки о далеких странах. Из этого заключаю, что не живу. Когда болят зубы, хочется, чтобы это кончилось. Полное безразличие ко всему и вся. Отсюда до смерти - крошечный шаг. То же безразличие у меня - всеобщее, окончательное. Значит всё это: солнце, работа, близкие - само по себе ничего не стоит и зависит только от меня. Меня жизнь - добила. Раньше умела писать стихи, теперь разучилась. Затравленный зверь. Исхода не вижу".

- За 10 минут до смерти Вы написали: "Не похороните живой! Проверьте хорошенько!" Последние слова, доверенные бумаге. А за три дня до смерти сказали: "Человеку, в общем-то, нужно не так уж много, всего клочок..."

- "Всего клочок твердой земли, чтобы поставить ногу и удержаться. Только клочок твердой земли, за который можно зацепиться..."

- Не зацепились!.. Знаете, я долго не мог понять одной Вашей фразы: "Дать можно только богатому и помочь только сильному"... Странные слова. Я раньше думал, что это - неизжитое ницшеанство: слабые и неудачники должны погибнуть - в этом любовь к человечеству. Но теперь понял: они - о беззащитности, о неизбывной беззащитности гения. Мы не дали, мы - не помогли. А значит - виноваты, что Вы не удержались, не - зацепились...

- "Не горюйте. Я ведь знаю, как меня будут любить через 100 лет! Я та песня, из которой слова не выкинешь, та пряжа, из которой нитки не вытянешь. Будет час - сама расплету, расплещу, распущу: песню отдам ветрам, пряжу - гнездам. Это будет час рождения в другую жизнь..."

- Мы начали со славы. Теперь она у Вас - оглушительна!

- "Добрая слава? Добрая слава: один из видов нашей скромности - и вся наша честность..."

- И - последний вопрос. А если всё начать сначала, что Вы, Марина Ивановна, пожелали бы себе? Себе, стране?

- "Себе - отдельной комнаты и письменного стола. России - того, что она хочет..."

 

Источник : http://www.rg.ru/2007/10/08/cvetaeva.html