ФЕТИСОВ Владимир. Мой Высоцкий

25 июля этого года исполняется 35 лет со дня смерти Владимира Высоцкого, - человека, творчество и жизнь которого оказали на меня огромное влияние. Думаю, не будь Высоцкого и я, возможно, стал бы совсем другим. 

В 1965 году, тринадцатилетним подростком, околдованный песнями Булата Окуджавы, я взял в руки простую семиструнную гитару, купленную мне родителями за семь советских рублей. Ежедневно, вернувшись со школы, я включал магнитофон “Аидас” и жадно слушал арбатского менестреля. Песни эти настолько проникли в мою душу, что хотелось петь их самому и, выучив несколько аккордов, я перепел своим друзьям и подругам все песни звучащие с 500-метровой бобины.

Чуть позже, муж мой сестры, приехав из Москвы, сказал, что там появился автор и исполнитель по фамилии Высоцкий, опередивший по популярности Окуджаву. Почему-то сильно обидевшись на Булата Шалвовича, фамилию нового исполнителя я всё таки запомнил.

Чуть погодя я услышал песни Высоцкого, в исполнении такого же, как и сам, дворового семиструнника Валеры Нисенбойма. Это были удивительные, непохожие ни на одну из тех, что когда либо слышал: “Жил я с матерью и батей”, “Сентиментальный боксёр”, “Мой сосед объездил весь Союз”, “Бал-маскарад”, “Нейтральная полоса”, “Наводчица”и другие.

Я был потрясён. С тех пор творчество Высоцкого навсегда вошло в мою жизнь. 

Потом появились плёнки, которые мы переписывали друг у друга, фильмы, где играл наш кумир, и вот в сентябре 1973 года, Высоцкий приезжает в Ташкент вместе с театром на Таганке.

Конечно, я не мог остаться в стороне от такого события и, задействовав доступные мне силы и средства, достал билеты на все спектакли, где был занят артист Владимир Высоцкий. Всего таких спектаклей оказалось пять. “Десять дней, которые потрясли мир”, “Добрый человек из Сезуана”, “Антимиры”, “Павшие и живые” и “Пугачёв”. 

К сожалению “Гамлета”, в той гастрольной афише не значилось..
Все спектакли были замечательны, необычны, с невиданной до того энергетикой, но особенно сильные ощущения я получил на “Пугачёве”. Монолог есенинского Хлопуши, был прочитан, нет, прожит Высоцким на запредельном уровне, он просто взорвал зал до мороза по коже.

Во время тех гастролей, кроме самих спектаклей были организованы многочисленные встречи-концерты, куда включались песни, стихи и отрывки из спектаклей. Львиную долю составляли, конечно, сольные концерты Высоцкого в различных учреждениях. Были они полуподпольные, никаких афиш и объявлений не было. Но залы были полны. Ни на одном из этих концертов, мне, к сожалению, побывать не довелось.

Высоцкий в Ташкенте был впервые и ему город и люди, безусловно, понравились. Сентябрь в Ташкенте благодатная пора. Не жарко, базары ломятся от изобилия, а о гостеприимстве ташкентцев общеизвестно. И поэт жадно впитывал этот восточный колорит.

Вениамину Смехову запомнилось, что Высоцкий смешно пародировал восточную речь, прибавляя к русским словам что-то вроде "мбрамбам", примерно так: "Бибомба-рамбам! Мы, Таган-барам-бам-гастрольбамТашкентабамбарам! Зрителбам-добрым-барам и вкусным-бам-гостеприимным-бам-шашлык-барам-бам-вот!"

Когда прощались с Ташкентом, после официальных серьёзных и благодарных слов, Смехов шёпотом предложил Володе, тоже сказать пару слов на прощание, и артист свой экспромт, завершил словами: “Слава Аллаху, наш гастроль-бамбарам прошёл с большимузбехом!". 
Между прочим, во время этих гастролей, Высоцкому была подарена книга его стихов, выполненная, естественно, самиздатовским способом. 
Это было, вероятно, самое первое из известных на сегодняшний день изданий такого рода, оно было изготовлено в 1973 году двумя ташкентцами – Станиславом Литвиненко и Юрием Архангельским. 

Вот рассказ об этом Ольги Сидоревич, дочери Литвиненко.
"Мой папа, Станислав Александрович Литвиненко, увлекался изготовлением самиздатовских книг. Папа очень любил песни Владимира Высоцкого. Вместе со своим другом Юрием Михайловичем Архангельским они сделали сборник Высоцкого. Архангельский находил новые песни, а папа их переписывал. Получилась солидная, красивая книга.

Когда "Таганка" в сентябре 1973 года приехала с гастролями в Узбекистан, папа захотел получить на книге автограф Высоцкого. Он пошёл за кулисы театра, встретился с Высоцким. Тот увидел книгу, очень обрадовался: "Глядите, ребята, как меня в Ташкенте издали!" Книгу он папе надписал так: "Станиславу дружески. Ташкент". И расписался, причём поставил даже не один, а два автографа.

Тогда же Высоцкий надписал и хранившийся у папы карандашный портрет, сделанный ташкентским художником Романом Левицким. Написал: "Всякого добра! Высоцкий. 21 сентября 1973 года".

К этому времени Ю.Архангельский уже жил в Киеве, но, переезжая, захватил, конечно, второй экземпляр самиздатовского Высоцкого. Папа ему говорит: "Юра, срочно перешли мне книгу, я подпишу её у Высоцкого".

Но не вышло... Когда он пришёл к Высоцкому, тот очень обрадовался, решив, что второй экземпляр был сделан лично для него. Разочаровать его папа не решился, поэтому Архангельский остался без книги, а Высоцкий увёз сборник с собой. По слухам, он сейчас находится в ГКЦМ Высоцкого в Москве.
От того, самого первого, издания сохранился только титульный лист с автографом. Отец ту книгу "переиздавал" несколько раз, дополняя. Сейчас она существует в нашей семье в 3 томах. Почти полное собрание сочинений (кроме прозы). Обложка всегда оставалась такой, как была когда-то". 

Рассказ О.Сидорович дополняют воспоминания Ю.Архангельского: 
"Литвиненко живо описал мне в письме эти встречи с Высоцким, но письмо, к сожалению, исчезло, а я уже не помню подробностей. К примеру, речь шла о том, что Стас в день знакомства пригласил Высоцкого в гости. День-другой спустя тот выходит после спектакля с гитарой: "Ну что! Поехали к тебе. Магнитофон-то есть?" – "Нету". – "А зачем тогда приглашал?" – "Ну, коньячку выпить..." – "Нет, этого мне сейчас нельзя. Я решил было – раз ты книжки делаешь – записать тебе кое-что новенькое".

Во время этих гастролей имел место ещё один удивительный случай, о котором рассказала Лилия Николенко. В “Письмах о Ташкенте”эта история уже упоминалась, но она настолько удивительна и больше похожа на легенду, что не грех повторить.

“Старые ташкентцы помнят Концертный зал Свердлова – старинное красивое здание, ныне переделанное под биржу. К концертному залу примыкал одноэтажный жилой домик на две семьи, за ним – баня. Вот в этом доме, между «Свердлова» и баней жил дядя Володя Калюгин с женой и дочерью. Человек огромного обаяния и харизмы, он знал в концертном зале всех. А потому нас с его дочерью пропускали в Свердлова на все концерты по-соседски. Но это было позже. Когда Владимир Высоцкий приезжал в Ташкент и выступал в Свердлова – мы были крошками. 

Дядя Володя, естественно, как сосед концертного зала, присутствовал на выступлении. А по окончании концерта, по-свойски, зашел к Высоцкому в гримерную и пригласил к себе в гости на обед. Уставший Высоцкий легко согласился. В маленькую гостиную старого ташкентского домика дяди Володи набилась огромная толпа друзей, знакомых и совсем не знакомых. Еще большая толпа собралась за зарешеченным окном дома, на улице (эта улица упирается в современный городской Хокимият). Понятно, что Высоцкому было не до обеда. Видя такую обстановку, Высоцкий продолжил свой концерт еще на несколько часов, без амбиций и денег, играл для всех, кто жаждал его слушать. Дядя Володя записал все происходящее на большой катушечный магнитофон.

У нас дома тоже хранится старая, полуразмагниченная катушка – концерт Высоцкого, когда он выступал перед геологами где-то в поселке в Голодной степи около Карши. Кассету записали прямо на концерте папа с друзьями. Родители не разрешали мне ее слушать, потому, что там были «неприличные слова». Ну, конечно же я ее слушала.

Вернусь к выступлению Высоцкого в Свердлова. Когда посиделки закончилась, все собравшиеся отправились провожать Высоцкого до гостиницы. Вернувшись домой, дядя Володя обнаружил выдавленную оконную решетку на асфальте под окном. На столе в гостиной стоял пустой магнитофон без катушки с записью посиделки с Высоцким, кучка купюр суммой 100 советских рублей и записку «Мужик! Извини! Это тебе за Высоцкого»
Такая история…”

Второй приезд Высоцкого в Ташкент состоялся в 1977 году. Приехал он для участия в сборных концертах.
Марк Цибульский, известный исследователь жизни и творчества Владимира Высоцкого, в своей книге “Планета Владимир Высоцкий”, написанной на основе воспоминаний очевидцев, так описывает один из этих концертов со слов музыканта З.Шершера: 

“Концерт организовывало узбекское ЦК партии. Какой-то план они там выполнили... Они организовали этот концерт во Дворце спорта, вмещающем десять тысяч человек. Я тогда работал с оркестром Бюльбюль -оглы. Мы были на гастролях в Краснодаре и нас сорвали с гастролей и отправили туда. Когда мы приехали, то поражены просто были, потому что туда собрали и ансамбль "Берёзку", и Муслима Магомаева, и Карцева с Ильченко... В общем, все лучшие силы. 

Пригласили туда и Высоцкого. Он сам удивился, когда увидел афишу. Такая огромная афиша и где-то внизу малюсенькая полосочка, просто напечатано было: "Владимир Высоцкий". Я уверен, что стадион этот забит был до отказа благодаря Высоцкому. 
Рашидов со своей свитой восседал в ложе... Это всё так срочно делалось, что не успели даже разморозить лёд во Дворце спорта, нам построили сцену прямо на льду. 

В связи с тем, что нас согнали внезапно, то все запаздывали, ехали-то все из разных мест. Концерт задерживался на два часа. Нас всех по очереди просили выходить и успокаивать публику. А как успокоить десять тысяч человек?! (Согласно анонсу в газете "Вечерний Ташкент" от 17 и 20 октября 1977 г., концерт прошёл 20 октября, – М.Ц.). 

А потом вышел Высоцкий. Подошёл к микрофону... И обратился к залу. Он обратился как-то неформально... Что-то, вроде: "Чуваки! Мы такие же люди, как и вы. И у нас те же трудности. Например, транспорт. Не все успели подъехать, но артисты стремятся к вам настолько же, насколько вы хотите их увидеть. Я знаю, что очень тяжело сидеть в этом холоде, но давайте наберёмся терпения". И стало тихо-тихо в зале... 
Перед концертом я ему настраивал гитару. Мы были с ним знакомы раньше, он меня попросил это сделать. Я минут двадцать настраивал эту гитару, а потом он взял её и начал струны подспускать. Я говорю: "Я старался, а ты что ж делаешь?" Он говорит: "Не обижайся, Зиновий. Я хочу, чтоб она гудела".
Я потом понял этот эффект. Высоцкий закрывал концерт и выступил просто на "ура". В тот раз ему разрешили спеть девять песен, он их исполнил великолепно".

Здесь многое неправда. Я был на этих концертах и написал об этом Цибульскому. И надо сказать он мои впечатления вставил в следующее издание книги. Возвращаюсь к его книге:

“Иначе запомнились те концерты присутствовавшему на них ташкентцу В.Фетисову. 
"Я присутствовал на двух концертах в октябре 77-го, – писал он мне, – а всего их было четыре, по два в день: один – днём, другой – вечером. Должен сказать, что это были обычные сборные концерты. Никакого отношения ЦК Узбекистана к ним не имело, и Рашидова там не было. Если бы эти концерты организовывало высшее руководство республики, они бы прошли на куда более престижной площадке – либо в театре Навои, либо во Дворце Искусств. Там проходили самые значимые культурные события, например, Дни России в Узбекистане и т.п. А Дворец спорта "Юбилейный", к тому же, был с плохой акустикой. 

Я был как раз на том концерте, который задержался почти на два часа. Примерно через полчаса зал стал свистеть и шуметь, требуя начала концерта. В это время только начали выносить аппаратуру. Через час ледовый дворец уже ревел так, как будто шёл хоккейный матч. Появился конферансье, очень полный человек, по фамилии, кажется, Лапин (он иногда играл в кино в эпизодах), и попытался успокоить зал, ссылаясь на какие-то объективные причины. Зал не успокаивался. Тогда он сказал: "Если вы не успокоитесь, мы вообще не начнём". В это время я посмотрел налево (я сидел на боковой трибуне) и увидел, что в том месте, откуда артисты должны выходить (вернее, взбегать) на сцену, стоят несколько человек и среди них – Высоцкий. При последних словах ведущего он повернулся к кому-то, и что-то стал возмущённо говорить. Лапин ушёл под свист, и Высоцкий выбежал к микрофону. Как только зал его увидел, раздались такие аплодисменты, каких я никогда не слышал. Он сказал: "Товарищи, извините, но мы задержались по независящим от нас причинам. Приношу извинения и обещаю, что мы отработаем, столько, сколько положено". Опять гром аплодисментов и дальше всё шло нормально. 

Магомаева и "Берёзки" не было. Карцев с Ильченко и ПоладБюльбюль- оглы были. Про Карцева и Ильченко Высоцкий очень тепло говорил и спел песню, которую, как он сказал, посвятил им, это "Всем делам моим на суше вопреки". Он их назвал настоящими моряками. 
Про Бюльбюль - оглы – правда. Он выступал после Высоцкого последним, и как только начал петь, многие стали уходить (в том числе, и я). Он остановил песню где-то на середине и сказал, что пусть, кому не интересно, уйдут, он подождёт. 

Из тех песен, что Высоцкий тогда исполнил, помню "Тот, который не стрелял", "Горное эхо", "Козёл отпущения", "Про Кука", "Я вышел ростом и лицом", "Чёрные бушлаты", "Братские могилы" (с неё он начал). Пел он при полностью включённом свете. Сказал, что хочет видеть лица людей". 

Да, вот так это помнится мне. А Бюльбюль -оглы, считая себя величиной на эстраде более значительной, настоял, чтобы концерт заканчивал именно он. И просчитался, ведь люди пришли именно на Высоцкого. Следующие концерты завершал уже Владимир Семёнович.

Кроме этих концертов, Высоцкий провёл несколько творческих встреч в различных организациях. Самое известное из таких выступлений состоялось 20 октября 1977 года во дворце культуры Ташкентского тракторного завода. К счастью, запись этого концерта сохранилась.

Друг Высоцкого Георгий Юнгвальд - Хилькевич, родившийся и выросший в Ташкенте, так вспоминает о днях проведённых Высоцким в нашем городе. 
“Ташкент опять трясло. Но теперь это было не землетрясение. Ташкент тряхнуло неправдоподобное известие о том, что Владимир Высоцкий приезжает в город и будет петь во дворце спорта. Про Володю сочиняли так много невероятных слухов, что я, грешным делом, усомнился и позвонил ему в Москву.
Слухи подтвердились!

Володя прилетел в Ташкент, где я, к счастью, оказался по своим делам. Это была наша вторая встреча в этом городе. Первый раз он был здесь на гастролях с Театром на Таганке, но жил практически у нас - в квартире моей жены. Однажды я зашел с ним в гостиницу "Ташкент", где пустовал его номер, и увидел, что ванна полна овощами и фруктами. Они лежали, почти заполняя ее собой, и на них слегка сочилась из крана холодная вода.
Жирно лоснились огромные красные и розовые помидоры, на восковой муляж был похож неестественно крупный виноград и только до развратности шикарные персики на вид оставались сухими благодаря своей шершавой шкурке.
- Зачем тебе это здесь? У нас же все есть... Пропадет! - сказал я ему.
- Пусть. Красиво,- ответил Володя, что-то переложил, съел персик прямо с кожурой, и мы ушли.
Ташкент ему нравился.
- Юрка,- спросил он меня однажды,- что такое "булды"?
Я заинтересовался причиной вопроса.
- Понимаешь,- продолжил Володя,- внизу, во дворе гостиницы под моим балконом стоял огромный котел. Возле него хлопотало много, много узбеков.
Вдруг вышел еще один, видимо, самый главный узбек и сказал "булды"! Все узбеки встрепенулись, кинулись к котлу и утащили его... 
- Что такое "булды"?
- "Хватит"- перевел я с узбекского.- Это значит, что плов поспел.
После этого много раз Володя, считая, что дело за кончено, весело отмечал это восклицанием: Булды!

Вообще он запоминал все поразительно быстро и поразительно точно.
Володя очень любил, когда я рассказывал смешные байки о моей работе художником в Азии, и часто в присутствии своих многочисленных и разнообразных друзей просил меня их повторять.
Истории забывались, кое-что в них я менял, кое-что добавлял из других баек. Честно говоря, я и сам не помнил точно, как было на самом деле.
- Не так! - говорил Володя и с удивительно точным акцентом и даже с моими интонациями рассказывал "байку" идеально точно, только много лучше, чем автор...

Самым тяжелым в тот приезд были ночи.
Володя почти не спал. Он много рассказывал, читал свои стихи. Великолепные стихотворные повести о своих путешествиях (где они?!). И пел!
Мне приходилось в Ташкенте рано вставать, надо было пораньше ложиться, но это было невозможно. Иногда я не выдерживал и уходил, а Володя оставался с моей восторженно выдержавшей полумесячные ночные бдения женой и друзьями и пел...
Боже! Как я ей теперь завидую...

Во второй приезд в Ташкент Володя выглядел очень усталым... Это была предпоследняя встреча.
Но, слава богу, много.., очень много воспоминаний...
Наша дружба длилась почти двадцать лет”.

А потом - июль 1980 года. Я отчётливо помню, тот момент, когда отец, вернувшийся из очередной командировки в Москву, принёс эту страшную весть о кончине и грандиозных похоронах Поэта, и я не смог сдержать слёз.

Идёт время, хотя нет –не идёт, оно даже не бежит... Летит... Меняются стили, направления, жанры, поэты, композиторы. Меняются мнения, друзья.... И, как написалМихаил Светлов, - “… Новые песни придумала жизнь“.

Но есть, то, что не изменится в нас никогда, - то, что мы впитали в юности и это уже не вытравишь ничем. И то, что называется мировоззрением, сформировалось, у меня,в огромной мере, под воздействием Высоцкого.
Наверное, звучит несколько пафосно, но это правда.

Прошло уже 35 лет, как нет внами Владимира Высоцкого. Самая трагическая посмертная судьба для поэта – это забвение потомков. Высоцкому оно не грозит. Его стихи и песни по-прежнему с нами. Он самый цитируемый поэт, в русскоязычном пространстве, как в периодике, так и в человеческом общении.

“Не лучше ли для поэта такая память, чем тома критических статей и мраморный памятник?” - писал в своё время Александр Блок. 

Есть некие опоры, поддерживающие нас в этом мире и, в сущности, делающие нас людьми. Мать, отец, Родина, друзья, любовь, дети, внуки. Для меня, и думаю, для многих из нас, есть ещё однонепреходящее понятие - Владимир Высоцкий.

Владимир ФЕТИСОВ

Источник:
http://nuz.uz/kultura-i-iskusstvo/6995-moy-vysockiy.html