Предпоследний аккорд гражданской войны. Газета МИГ 18.02.2016г., с38-39.
Вера Астахова, Сергей Алимов. Сергей Эфрон в Александровске.
Предпоследний аккорд гражданской войны.
Газета МИГ 18.02.2016г., с38-39.
В нашем городе в центре Цветаевского движения долгие годы находится Вера Астахова. Многие запорожцы могли познакомиться с экспонатами из ее собрания, которое называют домашним «Музеем Марины Цветаевой». Давно у Веры Павловны появилось желание найти связь любимого Поэта с родным городом. И вот теперь она может поделиться результатами своих поисков, проведенных совместно с исследователем жизни и творчества Максимилиана Волошина Сергеем Алимовым.
Сергей Эфрон в Александровске
Предпоследний аккорд Гражданской войны
Во время своих многочисленных поездок в Крым Марина Цветаева не могла миновать станцию Александровск. Известно точно, что она проезжала 9 июля 1911 года.
Отправила письма на видовых открытках из Мелитополя и Лозовой. Но наш город нигде не упоминала.
Сергей Эфрон Марина Цветаева
Казалось бы, этим и ограничилась связь Цветаевой с нашим городом. Однако неожиданная подсказка пришла из Коктебеля. Там, в гостях у поэта Максимилиана Волошина, Марина провела “лучшие дни своей жизни”. Там познакомилась со своим будущим мужем Сергеем Эфроном. Они еще много раз приезжали к Максу, долгие годы вели переписку. И вот среди писем Сергея Эфрона, хранящихся в Доме Поэта, было обнаружено одно, написанное из Александровска. Адресовано оно М.А.Волошину и его матери Е.О.Кириенко-Волошиной (Пра) и датировано 24 сентября (7 октября по новому стилю) 1920 года:
“Дорогие Пра и Макс, за все это время не получил ни одного письма от вас. Я нахожусь сейчас под Александровском – обучаю красноармейцев (пленных, конечно) пулеметному делу. Эта работа – отдых по сравнению с тем, что было до нее. После последнего нашего свидания я сразу попал в полосу очень тяжелых боев, о которых вы, конечно, знаете из газет. Часто кавалерия противника бывала у нас в тылу, и нам приходилось очень туго. Но, несмотря на громадные потери и трудности, свою задачу мы выполнили блестяще. Результаты наших трудов сейчас видны для всех. Все дело было в том, – у кого – у нас или у противника – окажется больше «святого упорства». «Святого упорства» оказалось больше у нас, и теперь на наших глазах происходит быстрое разложение красной армии. Правда – у них еще остались целые армии, остались хорошие полки курсантов (красных юнкеров) и коммунистов, но все же общее положение изменилось резко в нашу пользу. За это лето мы разбили громадное количество полков, забрали в плен громадное количество пленных и массу всяких трофеев. При этом все наши победы мы одерживали при громадном превосходстве противника в количественном и техническом отношении.
Жители ненавидят коммунистов, а нас называют «своими». Все время они оказывают нам большую помощь всем, чем могут. Недавно через Днепр они перевезли и передали нам одно орудие и восемь пулеметов. Вся правобережная Украина охвачена восстаниями. С нашего берега каждый вечер мы видим зарево от горящих деревень. Чем дальше мы продвигаемся, тем нас встречают лучше.
Следует отметить, что такое отношение к нам не только крестьян, но и рабочих. В Александровске рабочие при отступлении красных взорвали мост, а железнодорожники устраивали нарочно крушение.
Наша армия пока ведет себя в занятых ею местах очень хорошо. Грабежей нет. Вообще можно сказать, что если так будет идти дальше, – мы бесспорно победим. Единственное, что пугает меня, – это наступившие холода и отсутствие у нас обмундирования. Правда – действующие полки более или менее одеты, но на тех пленных, которые к нам поступают, – страшно смотреть – они совсем раздеты и разуты, часто даже в одном белье. Правда, говорят, будто французы обязались снабдить нас обмундированием до зимы. Но зима уже дает себя чувствовать (в Екатеринославе, например, уже выпал снег), а пока французы, кажется, еще ничего не присылают.
Красная армия вся разбита, и с первыми морозами ее остатки разбегутся. Дай Бог, чтобы к этому времени мы были одеты.
Имеете ли вы что-нибудь из Москвы? Я узнал, что в Ялте живет Анна Ахматова. Макс, дорогой, – найди способ с ней связаться: м. б. она знает что-либо об Марине”.
Письмо написано на небольшом вдвое согнутом листе простым карандашом. На еще меньшем клочке бумаги к нему сделана приписка без даты:
“Дорогие, письмо мое было написано неделю тому назад. За это время многое изменилось. Мы переправились на правый берег Днепра. Идут упорные кровопролитные бои. Очевидно, поляки заключили перемирие, ибо на нашем фронте появляются все новые и новые части. И все больше коммунисты, курсанты и красные добровольцы. Опять много убитых офицеров. Я жду со дня на день вызова в действующий полк, ибо убыль в офицерах там большая.
Макс, милый, если ты хочешь как-нибудь облегчить мою жизнь, – постарайся узнать что-либо об Марине. Я думаю, что в Крыму должны найтись люди, которые что-нибудь знают о ней. Хотя бы узнать, что она жива и дети живы. Неужели за это время никто не приезжал из Совдепии?
Очень хотелось бы попасть к вам хоть на день, но сейчас положение таково, что нельзя об этом и думать.
Целую Пра и тебя. Пишите мне, ради Христа.
Ваш Сергей”.
Октябрь 1917 года застал прапорщика Сергея Эфрона в Москве. С первой минуты существования Белого движения он стал его участником. Одним из первых добровольцев приехал на Дон. Принял участие в знаменитом Ледяном походе Добровольческой армии. В составе Марковской дивизии прошел всю Гражданскую войну до последней, трагической битвы за Перекопские укрепления в Крыму. Дважды был ранен, но не кланялся пулям.
В приведенном письме С.Эфрона личные мотивы переплетаются с описанием малоизвестных страниц истории нашего края.
8 (21) сентября 1920 года марковцы совместно с 1-й Кубанской казачьей дивизией стремительным ударом овладели городом Александровском. 2-й и 3-й полки дивизии расположились в самом городе, а 1-й полк – в селе Вознесеновка (в настоящее время это центр Запорожья). Перед дивизией была поставлена задача – переправиться на правый берег Днепра. В ночь с на 11 (24) сентября батальон 1-го полка на рыбачьих лодках переправился на остров Хортица и захватил плацдарм напротив Вознесеновки. В течение дня он получил подкрепление и занял южную часть, а затем и весь остров.
В это время 3-й Марковский полк, в котором служил Сергей Эфрон, был переведен из Александровска в Вознесеновку и находился в резерве. Поэтому в письме к Волошину он писал, что находится “под Александровском”. Этот факт был особенно приятен одному из соавторов этой статьи – Вере Астаховой. В бывшей Вознесеновке она родилась, жила в детстве, через два двора от единственного, сохранившегося с тех времен здания (в настоящее время – это ул.Сталеваров, д.23А). И сейчас живет неподалеку от места, где когда-то стояла хатка ее семьи. Здесь, по ее родным улицам, ходил Сергей Эфрон и думал о Марине!
Более сложным было форсирование Старого Днепра. Существовало несколько бродов по грудь глубиной и один по пояс. Для переправы был выбран брод напротив немецкой колонии Бурвальд (в настоящее время село Бабурка).
Как это происходило, подробно описал начальник штаба Марковской дивизии А.Г.Битенбиндер: “В 3 часа ночи на 25 сентября (8 октября) полки сосредоточились к месту переправы. Огней не разводили и не курили. Было жутко: в 200-300-х шагах от нас был противник, мы лежали очень скученно и могли понести большие потери.<…> Начальник дивизии генерал Третьяков подал условный знак, и роты 1-го Марковского полка вслед за начальником дивизии бросились на отмели к реке. Противник спохватился только тогда, когда марковцы были уже в реке; начался беспорядочный ружейный и пулеметный огонь; брод оказался глубокий – по грудь, но через минуту марковцы были в окопах противника. Красные не сопротивлялись. 19-й и 21-й полки почти полностью сдались в плен. Мы потеряли около 20 человек…”
Как оказалось, форсирование Старого Днепра было последней успешной операцией Белой армии. Развить наступление в северном направлении не удалось. В течение недели бои шли с переменным успехом. В сводках боевых действий часто упоминаются немецкие колонии Розенталь и Хортица (они находились в районе современной Верхней Хортицы). А это значит, что свидетелем боевых действий был многострадальный Запорожский дуб.
Утром 30 сентября (13 октября) было получено сообщение о наступлении больших сил красных. Такое движение красных угрожало всей дивизии быть отрезанной от переправы. Дальнейшее наступление уже не имело смысла. Около шести часов вечера был получен приказ отойти на левый берег Днепра. На марковцев выпала тяжелая задача прикрывать отход. Мосты, построенные инженерной ротой на переправах, были уничтожены перед наступающими цепями красных.
Завершилась эта операция, получившая название Заднепровской, 1 (14) октября. Далее было только отступление Белой армии на юг в Крым. Сражение на Перекопском перешейке. И эвакуация из портов Крыма 14 – 16 ноября. На одном из кораблей был Сергей Эфрон.
Так завершилась Гражданская война 1917 – 1920 годов. А предпоследний аккорд этой войны прозвучал на территории нашего города в его современных границах.
Марина в это время была в Москве. О судьбе мужа не знала ничего более двух лет. Что с ним? Убит? Жив? Ранен?
Рождаются строфы:
Буду выспрашивать воды широкого Дона,
Буду выспрашивать волны турецкого моря,
<…>
Череп в камнях – и тому не уйти от допросу:
Белый поход, ты нашел своего летописца.
Несомненно, Сергею Эфрону поэзия обязана несравненными цветаевскими «Лебединым станом» и «Перекопом».
И еще Цветаева 14 (27) февраля 1921 года написала письмо своему «Сереженьке», живому или мертвому: “Если Вы живы – я спасена <…> Если Вы живы, буду жить во что бы то ни стало, а если Вас нет – лучше бы я никогда не родилась!”
Эта часть их жизни имеет счастливый конец. 1 июля 1921 года Цветаевой пришло первое, за годы разлуки, письмо от мужа из Константинополя: 11 мая 1922 года, получив необходимые документы, она вместе с дочерью Алей выехала в Берлин. 15 мая Марина Цветаева вновь встретилась с Сергеем Эфроном. Их любовь была сильнее всех разлук, двух войн, двух революций.
Вера Астахова, Сергей Алимов.
Комментарии к статье и фото, которые не вошли в статью.
Железна дорога в Крым проходила через Александровскъ. (Схема в статью не включена)
Фото вокзала, мимо которого проезжали Марина Цветаева и Сергей Эфрон.
(Фото в статью не включено)
В этой школе №26 учились мои родители, а 1954 году её уже не было, там находился детский сад, в который ходила я.
Дорога начинается чуть ниже Военкомата по нынешней ул. Сталеваров, ниже него улица переходила в ул.Челюскина (сейчас её не существует) и уходила вдаль по направлению к Днепру. В самом низу она раздваивалась вилкой, на этом месте теперь располагаются корпуса мединститута.
Слева перед домами - напротив школы - на свободном на фото участке находилось старое-старое кладбище, где хоронили людей ещё со воремён революции. Оградок никогда не ставили, были бугорки, заросшие чебрецом, васильками, травкой берёзкой, калачиками и паслёном. А на бугорках возвышались совсем невысокие, в мой детский рост, деревянные кресты. Заборы вдоль домов ставили слабенькие, поэтому их всегда укрепляли кустами дерезы с сиреневыми мелкими цветочками, колючие ветки которых, свисали фонтанными струями. Такие кусты-старожилы можно увидеть и сейчас в балке около мединститута, где ещё при моей памяти протекала тонкая речка, которую можно было легко переступить... И ещё росли кусты с жёлтыми цветами - малюсенькими дудочками, которые к осени превращались в стрючки, из них мы делали свистульки... Ещё в 1950-е годы дорогана нашей улице была земляная, покрытая толстым слоем мельчайшей пыли, истолченной колёсами телег и повозок старьёвщиков, меняющих старые вещи на мыло или детские надувные шарики-пищалки. На весь посёлок был всего один автомобиль "Москвич". Нашу хату мы назавали землянкой, т.к. в ней был земляной пол, мазанный глиной и очень низкие потолки. Дома строили из вальков. Долго месили ногами глину с водой, добавляли туда солому и конский навоз, из этого делали кирпичи, их сушили на солнце, потом из них строили такие хатки. Перекрытия под основанием крыши были длинные, от стены до стены балки, очень похожие нате, что были на железнодорожных путях, толстые, крепкие, как та самая балка, в доме Бродельщиковых, с тем самые проклятым гвоздём, на котором висела Марина Цветаева. В нашем доме тоже был вбит в балку такой гвоздь, только тот, которым крепили рельсы к шпалам. Дома на Вознесеновке были крыты в основном толью (толстая плотная бумага, пропитанная смолой и посыпана мелкими камешками), некоторые дома - черепицей с надписью завода изготовителя и указанием - г. Александровск (такая черепица есть в моём музее, смотрите фото), но ещё сохранялись и соломенные крыши, которые каждый год подправляли... Под крышами всегда жили ласточки и разные птички.
Так выглядит черепица с изнанки.
Водопровода в домах не было, за школой на перекрёстке была водопроводная колонка, (их было несколько на весь посёлок), из которой женщины на коромыслах носили вёдра с водой. А в 1920-е годы воду набирали и носили из Днепра. Такой красоты берега реки нет ни в одной сказке. Он весь был покрыт цветочным ковром - на несколько километров, сколько глаз видел, от самого моста до старой части города, (ранее, до 1921 года), именовавшимся Александровском, тянулось ромашковое поле. Теперь это городской пляж с намытым песком.
В 1920-е годы названий улиц ещё не было, была Вознесеновка и в ней были номера кварталов, наш, как мне помнится - был 3-й квартал. В конце 1950-х гг. дома на этой улице Челюскина снесли, в 1957 г. у меня на глазах под бульдозером исчез мой родной дом, мы переехали жить на Павло-Кичкас (где в Гражданскую войну тоже шли бои), все останки из могил кладбища перенесли на Капустяное и на месте кварталов Вознесенки (и такое название существовало в народе), построили жилые дома, больницу №6 и мединститут.
Моя хатка - дом родной (на фото - справа дом, слева времянка и сарай под одной крышей) на ул. Челюскина по одной стороне улицы и через 2 двора от моего дома находилась та самая школа №26. Если кому интересно, - девочка в шляпке - это я, моя мамочка - в тёмной юбке. А в светлом платье мамина сестра - т. Шура, благодаря ей я узнала имя Марины Цветаевой. т. Шура мне завещала запомнить имя Цветаевой и знать, что она - Великий поэт. Я прислушалась и запомнила. Дикая груша, что растёт за домом справа, ещё жива, растёт прямо посреди тротуара, люди её не спилили, только ветки обрезали, и её горько-кислые дикие груши падают под ноги людям. Очень возможно, что и Серггей Эфрон бывал на нашей улице в 1920 году и думал о Марине, и видел нашу грушу.
А этот наш 700-летний Запорожский дуб рос на Правом берегу, на Верхней Хортице, он тоже был свидетелем событий 1920 года. Он мог бы многое порассказать.
Так выглядел Александровск в 1920-е годы.
Дорога из города по пути к вокзалу. Путь Сергея пролегал по этой дороге и по всем этим местам.
Остров Федоришин на Днепре.
Пороги, которые приходилось преодолевать.
Загородние балки были поросшие ковылём.
⇐ Вернутся назад