«Если душа родилась крылатой...»

Спасибо за долгую память любви…: Письма Марины Цветаевой к Анне Тесковой и Две книги.


Спасибо за долгую память любви…: Письма Марины Цветаевой к Анне Тесковой. 1922 — 1939 / Предисл., публ. писем и примеч. Г.Б. Ванечковой. — М.: Русский путь, 2009.

При всем объеме наличествующих ныне исследований, опубликованных воспоминаний и писем все, что касается личности Марины Ивановны Цветаевой, по-прежнему интересно. Именно интересно — живо и порой мучительно, — потому что дает шанс достроить ее портрет, довоплотить ее образ, а значит — понять и принять ее мир.

Впервые письма Цветаевой к Тесковой были изданы Чехословацкой Академией наук в 1969 году и с тех пор неоднократно переиздавались в России и за рубежом. Эти письма часто цитируют, они вошли в семитомное собрание сочинений М. Цветаевой, — казалось бы, освоенный, введенный в читательский и литературоведческий обиход материал. Но вот перед нами издание уникальное и даже, говоря по-цветаевски, героическое — новая чудесная книга, составленная свердловчанкой, ныне живущей в Праге, Г. Б. Ванечковой, — книга, приуроченная к 90-летию основания Чешско-русской Едноты (1919–1939) и вышедшая при поддержке не только Дома-музея Марины Цветаевой в Москве, но и Национальной библиотеки Чешской Республики.

На сей раз письма к А.А. Тесковой представлены во всей полноте и достоверности, с максимально полными комментариями, которые сами по себе составляют параллельный текст научно-биографического характера. Как пишет Галина Ванечкова, здесь нет купюр, сделанных ранее по этическим и, возможно, политическим соображениям первым публикатором, Вадимом Морковиным. Кроме того, текст писем тщательно сверен с рукописным вариантом, для чего были сняты ксерокопии с цветаевских оригиналов, хранимых в Чехии, в Литературном архиве Музея национальной письменности, а затем проведена грандиозная работа вычитывания, давшая свои результаты, — многие места выглядят по-новому, а руку Цветаевой вновь сопровождает то рука Али, то рука Сергея Яковлевича или Мура.

Учительница чешской женской школы, переводчица, писательница, активная участница Чешско-русской Едноты, Анна Тескова была старше Цветаевой на двадцать лет, и, возможно, эта “материнская” разница в возрасте многое предопределила в их дружбе. Официальное и деловое знакомство состоялось в конце 1922 года и уже к началу 1925-го переросло в теплые и доверительные отношения. Именно Тескову за полтора месяца до рождения сына Цветаева просит разузнать о “лечебнице”, на которую можно было бы положиться, ей же — первой! — сообщает 2 февраля 1925 года о появлении на свет Георгия, приглашает к себе во Вшеноры.

В ноябре 1925 года Цветаева с детьми уезжает во Францию, и А. Тескова становится поверенной всех ее проблем и переживаний, добровольной помощницей в бытовых неурядицах, советчицей, присылает подарки и одежду детям, хлопочет о том, чтобы перевести и разместить в чешских периодических изданиях цветаевские тексты, наводит справки о “чешском иждивении”…

Цветаева и Тескова больше так никогда и не встретились, но вплоть до отъезда в Советскую Россию в 1939 году Цветаева воспринимала Анну Антоновну как самую близкую, самую родственную душу. Прощаясь, в коротком письме на почтовой открытке от 7-го июня 1939 года М. Цветаева словно подводит итог их многолетней дружбе:

…Вы человек, который исполнил все мои просьбы и превзошел все мои (молчаливые) требования преданности и памяти. Тaк, как Вы, меня — никто не любил. Помню все и за все бесконечно и навечно благодарна.

В письмах к Анне Тесковой законспектирована, по сути дела, жизнь Цветаевой с 1924-го по 1939-й год — почти весь эмигрантский период. Где бы ни жила Цветаева, куда бы ни переезжала (Париж, Медон, Кламар, Ванв), что бы ни происходило с ее близкими и с нею самой, она пишет об этом в Прагу, пишет так, как могла бы написать лишь матери или сестре. Выразительно и метко воссоздает окружающую обстановку, по-бытовому просто и в то же время детально, подробно рассказывает о детях, о встречах с общими знакомыми, о литературных вечерах, мимолетно сообщает о тенденциях парижской моды, говорит о своих мечтах, делится предчувствиями, страхами, впечатлениями от прочитанного и увиденного, в критический момент просит выслать денег или купить что-либо.

Не менее важно и другое: письма к Анне Тесковой представляют собой духовно значимый и реально мотивированный подтекст цветаевского творчества: очень часто Цветаева в них предваряет или продолжает задуманные или начатые сюжеты (о матери, о Пушкине, о М. Волошине, о Маяковском, о героически сопротивляющейся и любимой Чехии), рассказывает о своем душевном состоянии, которое затем выплескивается в ее поэзии.

Как сформулировал в одном из своих эссе И. Бродский, “Цветаева-поэт была тождественна Цветаевой-человеку; между словом и делом, между искусством и существованием для нее не стояло ни запятой, ни даже тире: Цветаева ставила там знак равенства”. Вышедшая книга писем к Анне Тесковой в полной мере это подтверждает, помогая найти искомое тождество между человеком и поэтом.

 

*Выдержки из рецензии Юлии Матвеевой «Знак равенства»

 

Источник:
http://www.mysilverage.ru/2015/07/21/spasibo-za-dolguyu-pamyat-lyubvi-pisma-mariny-cvetaevoj-k-anne-teskovoj/ 

 

8888888888888888888888888888888888888888888888

  

СОДЕРЖАНИЕ НОМЕРА 3/2011

Письма Марины Цветаевой к Анне Тесковой
Две книги

 

Письма Марины Цветаевой к Анне Тесковой
Герои нашей статьи — поэт и писатель Марина Ивановна Цветаева (1892—1941) и преподавательница женской начальной школы, переводчица, деятельница Общества чешско-русского Единения (Česko-ruská jednota) Анна Антоновна Тескова (1872—1954). Поводом к написанию статьи послужили две книги писем Цветаевой к Тесковой, вышедшие в Москве одна за другой, с разрывом в полгода:


— Цветаева М.И. Письма к Анне Тесковой / [Предисловие А. Главачека. Составление, подготовка текста, комментарии Л. А. Мнухина]. — Болшево Моск<овской> обл<асти>: Муниципальное учреждение культуры «Мемориальный Дом-музей Марины Цветаевой в Болшеве», 2008.

— Цветаева М.И. «Спасибо за долгую память любви…»: Письма Марины Цветаевой к Анне Тесковой. 1922—1939 / Предисловие, публикация писем и примечания Г. Б. Ванечковой. — М.: Русский путь, 2009.


У цветаеведов книги вошли в научный обиход как «книга Мнухина» и «книга Ванечковой». Однако, для лаконичности будем называть их книга 1 и книга 2, имея ввиду лишь временной порядок выхода в свет. Русская поговорка «За двумя зайцами погонишься — ни одного не поймаешь» никоим образом не относится к названным книгам. Лучше две, чем ни одной! В этом читатель сам убедится, мы же отметим лишь особенности каждого издания.

Напомним, что Цветаева приехала из Берлина в Прагу 1 августа 1922 года, а покинула ее 31 октября 1925 года, переехав во Францию. Три года поэт с семьей жила в Чехии. Переписка же двух женщин продолжалась семнадцать лет (первое письмо Цветаевой датируется 2/15 ноября 1922 года, последнее — 12 июня 1939 года). Однако все время ее пребывания в эмиграции «сопровождалось любящим участием Анны Тесковой». По одним лишь письмам Цветаевой к Тесковой можно составить книгу о творчестве поэта, о ее семье и ее мировоззрении, об окружении, а также хронику ее жизни в эмиграции.

Переписка началась с того, что Тескова послала Цветаевой письмо с просьбой выступить на литературном вечере Общества чешско-русского единения (культурного и благотворительного общества, созданного в Праге в 1919 году, возглавляемого Тесковой в 1922 году). Переписка становилась все доверительней и разносторонней. Анна Антоновна — Цветаева называла ее только так — прекрасно владела русским языком, любила русскую культуру: детские годы ее прошли в России, семья покинула Чехию через год после рождения Анны, а вернулась в Прагу после смерти отца, когда Анне было четырнадцать лет.
«Русскую душу понять нелегко, — говорила Тескова. — К ней нужно подойти близко-близко, преисполниться ей. Нужно самому иметь родственную русскому народу душу, чтобы это было возможно… Поверхностное знакомство ничего не даст». Для Тесковой Цветаева была не только талантливым поэтом и страдающей женщиной, но ярчайшим представителем русской души.
«Почти крестной» называла ее Цветаева (1 февраля 1925 года у Цветаевой родился сын, Георгий Эфрон). Она вспоминает «восемь Тешковыских свивальников» и множество других вещей, по которым угадывается масштаб и разнообразие насущной помощи Тесковой, и восклицает: «Помните, что Вы — его настоящая крестная» (дело в том, что двух настоящих крестных Цветаева считала неудачными, ибо «совершенно равнодушны»). Просьбы Цветаевой Тескова воспринимала, как свой христианский долг, а также — как долг перед любимой ею Россией, потерпевшей страшное «кораблекрушение».
Об истории первой и всех последующих публикаций писем Марины Цветаевой к Анне Тесковой повествуют составители обеих книг. Добавим лишь несколько штрихов.

Сестры Анна и Августа Тесковы, «разделив свой семейный архив между близкими людьми», завещали русскую часть архива, в том числе, письма Цветаевой, своему другу, инженеру, литературоведу Вадиму Владимировичу Морковину (1906—1973). Он писал дочери Цветаевой, Ариадне Сергеевне Эфрон (1912—1975), проживавшей в то время в Тарусе: «Как Вам уже писал, у меня хранятся письма М. Ц. к А. Т. Покойная Августа Тескова завещала их мне, с тем, однако, чтобы они не покидали пределы Чехословакии. Познакомить Вас с ними является моей обязанностью. Я это сделаю через Чехословацко-советский институт и пошлю Вам их фотокопии. Вопрос лишь в сроке. Я сейчас так завален работой…» (27 декабря 1960).
Филолог, цветаевед и писатель Анна Александровна Саакянц (1932—2002) вспоминала: «Об этих письмах я услышала от Ариадны Сергеевны едва ли не сразу после нашего знакомства. При одном упоминании о них Ариадна Сергеевна начинала нервничать, прикидывая в тоске, как бы их получить, хотя бы в фотокопиях, как их „выцарапать“ у Морковина». И когда осенью 1962 года Саакянц впервые отправлялась в заграничную поездку, намереваясь посетить Прагу, Ариадна Эфрон напутствовала ее устно и письменно, с целью склонить Морковина издать письма в СССР. Однако в то время эта идея была неосуществима.

Фотокопии с писем так и не были сделаны, т. к. за свой счет Морковин этого выполнить не мог (необходимо было 2000 крон), а с Институтом ничего не получилось. В 1966 году Морковин побывал в Москве, встречался с В. Б. Сосинским, А. А. Саакянц и другими. А весной 1967 года передал письма в Чешский литературный архив Музея Национальной письменности (LA PNP — Literární archív Památníku národního písemnictví) и, как и положено ревностному литературоведу, начал заниматься их расшифровкой. Тексты расшифрованных писем были перепечатаны на машинке (известно о двух машинописных копиях).
Впервые «Письма Марины Цветаевой к Анне Тесковой» были изданы в Праге в 1969 году издательством «Академия». При этом публикатор, В. Морковин, вычеркнул около трех тысяч машинописных строк (возможно, помогли «рецензенты»). Впоследствии было сделано еще несколько публикаций, при этом «уточнялись тексты» и «исправлялись опечатки», однако их авторы апеллировали к публикации Морковина.

После его смерти сын закрыл архив отца на тридцать лет. По истечении этого срока выяснилось, что «оригиналы писем в архиве В. Морковина отсутствуют, и их судьба нам неизвестна» (книга 1, с. 258). По другим сведениям: рукописные оригиналы писем хранились в LA PNP, «в пока еще не обработанном архиве Вадима Морковина» (книга 2, с. 381). Господи, творяй чудеса!
Итак, две книги впервые воспроизводят тексты писем Цветаевой без купюр. Как известно, даже пропуск одного слова меняет авторскую идею. Пример: после купирования сообщения Цветаевой о посещении ею в Париже докладов Керенского, ее фраза для читателей звучала так: «Открыла одну вещь: К<ерен>ский Царем был очарован, и Царь был К<ерен>ским — очарован, ему — поверил» (19 марта 1936). Цветаева же писала нечто иное: «Открыла одну вещь: К<ерен>ский Царем был очарован — как все, хоть раз с ним говорившие, и Царь был К<ерен>ским — очарован, ему — поверил — как вся Россия». 
Авторы-составители книг по-разному решили вопрос о представлении восстановленного текста. «Было решено, учитывая не только литературную важность, но и историческое значение публикации полных текстов писем, печатать их с выделением ранее вырезанных строк»,  — читаем в книге 1 (с. 358). Выделение восстановленного текста, без сомнения, облегчило литературоведам процесс ознакомления с новым материалом. Кроме того, исследователи всех времен отличат первую публикацию полнотекстовой версии писем. Но после акцентирования внимания на восстановленных купюрах (выделены жирным шрифтом) книга фактически обрела статус пособия по цветаеведению. И когда «пособие» сделает свое дело, а все строки писем займут равные позиции в эпистолярном пространстве Цветаевой, — выделение жирным шрифтом будет лишь затруднять процесс чтения.

«Со времени первой публикации этих писем прошло сорок лет, и графическое выделение фрагментов, исключенных в издании 1969 году, сейчас выглядело бы неоправданным привлечением внимания к обстоятельствам, посторонним как содержанию писем, так и личности их автора, поэтому от подобного вмешательства в тексты писем Цветаевой мы отказались», — утверждает составитель книги 2, и с ним трудно не согласиться.
В отличие от книги 1, письма Цветаевой в книге 2 сверены по рукописным оригиналам, — в этом ее главное достоинство. В аннотации сказано: «Обращение к оригиналам писем дало возможность исправить все неточности и ошибки в их неверном прочтении в прежних изданиях, когда письма печатались по машинописным копиям». В расшифровке писем точки над «и» поставила Е. Б. Коркина, подготовившая к изданию множество рукописей Цветаевой и «съевшая собаку» на разгадывании ее почерка. Пример разгадывания: «фавьерские друзья» (т. е. друзья по Ла Фавьеру) в письме от 28 декабря 1935 года были расшифрованы первым публикатором как «Фаворские». И, оставаясь таковыми в последующих изданиях писем, «с определенной долей вероятности» трактовались как «Флоровские» (книга 1, с. 441).
Сверка с рукописями выявила ошибки и описки самой Цветаевой. Так, уже в первом письме, указывая обратный адрес для корреспонденции (адрес С. Эфрона), Цветаева пишет «Swobodarna» (правильно: «Svobodarna»).

Книги имеют разную структуру и разнящиеся справочные аппараты. Однако эти факты идут на пользу читателю: то, что он не найдет в книге 1, то отыщет в книге 2, и наоборот. В книгу 1 включены также «Протоколы допросов Марины Цветаевой в Министерстве внутренних дел Франции» в переводе профессора Сорбонны Вероники Лосской и три письма (в одном из них Бем сообщает Тесковой о гибели Цветаевой). Вступительная статья Антонина Главачека в книге 1 содержит сведения о Тесковой и ее взглядах на СССР, о русских организациях в Чехии, о судьбе архивов Тесковой и Бема, об истории публикации писем. В предисловии к «Комментариям» составитель книги Л. А. Мнухин дополнил эти сведения. В книге даны главы «Библиография» <изданий «Писем к Тесковой»> и «Литература и архивы», содержащие исчерпывающую информацию по теме. 
Книга 2 имеет более цельную структуру. Примечания к письмам включают интересные сведения по истории и географии Чехии (публикатор, живущий в Праге, ее хорошо знает). В главу «История публикации и первые издатели писем» вынесена справочная информация. Вступительная статья не имеет академического характера: она, как и вся книга, душевная, как сказала бы Цветаева. В книге представлено множество факсимиле: тексты писем Цветаевой, письмо пятилетнего Георгия (Мура) к Тесковой, его рисунки и фотографии — их Цветаева посылала вместе с письмами.

В погоне «за двумя зайцами» читателя ждет ряд трудностей. Одна из них — разная нумерация писем, обусловленная разной логикой публикаторов (два письма Цветаева отправила в одном конверте, и одно письмо было сожжено Тесковой по просьбе Цветаевой). Однако какую бы логику рассуждения ни поддержал читатель, он должен, апеллируя к номерам писем (начиная с письма №78), непременно указывать — о какой именно книге идет речь. В книге 1 количество писем 138, в книге 2 — 140. Добавим, что обе книги снабжены Указателем имен.

В название книги 2 вынесены слова Цветаевой, обращенные к ее чешскому другу: «Спасибо за долгую память любви…» В этих словах прочитывается мысль Цветаевой о множестве образов, в которых являет себя Любовь: любовь-восхищение, любовь-благодарность, любовь-милосердие, любовь-память. Именно Тесковой Цветаева доверяла свои мысли о Боге, которые та, будучи католичкой, вряд ли разделяла. «Человек часто испытывает желание спрашивать Бога: Почему? Но в конце концов должен умолкнуть и благодарить, и радоваться, и удивляться Его необыкновенной любви. И поэтому нельзя плакать, нельзя отчаиваться, нельзя проклинать: это была бы языческая реакция», — писала Анна Тескова в тяжкие дни фашистской оккупации.

Сохранилось одиннадцать писем и открыток Тесковой к Цветаевой 1938—1939 годов.  Вот два фрагмента, передающие голос Анны Тесковой:
«Поэты — пророки… Дорогой мой пророк — Марина, да сбудется Ваше пророчество! — пишет Тескова после прочтения присланных ей «Стихов к Чехии» (написаны Цветаевой 12—22 ноября 1938 года и тут же отосланы). — Целую Вас за понимание, за горячее чувство, за благородство, за силу и красоту горного ручья — Ваших стихов к Чехии» (15 декабря 1938);
«Странно: Вы живете далеко, годы прошли, как виделись с Вами, если встретимся, придется справлять образ сохраненный о наружности одной и другой... и все-таки с Вами остаюсь — родной, чувствую, Вы поймете, почувствуете — мое. А ведь с иными встречаешься и встречалась часто, видишь — вырастают у них дети, видишь, как белеют волосы... с ними перечувствовали ихние беды… и… бесконечно далекими остались, и ввиду совершенной невозможности понять, что мне свято, все удаляются».
Свидетельства того, что душа Цветаевой пребывала в Чехии, мы находим постоянно, а благодарность Тесковой перемежается с благодарностью и любовью к Чехии: «Прага! Прага! Никогда не рвалась из нее и всегда в нее рвусь. Мне хочется к Вам, ее единственному и лучшему для меня воплощению, к Вам и к Рыцарю (Брунсвику. — И. Н.). Если у меня есть ангел-хранитель, то с его лицом, его львом и его мечом» (28 ноября 1927); «Обнимаю Вас и в Вашем лице — всю мою родную Чехию» (29 сентября 1938).

В заключение, скажем спасибо Анне Тесковой, сохранившей и передавшей в надежные руки наследие Марины Цветаевой; публикаторам, вложившим немало поискового труда и научной интуиции в подготовку книг, и всем, кто участвовал в их создании. А главное спасибо — Марине Цветаевой, призывающей нас, вопреки всему, жить на высокий лад.

 

Ирина Невзорова

⇐ Вернутся назад