Отзывы на книгу Лины Кертман «Безмерность в мире мер. Моя Марина Цветаева».
Уважаемая Лина Львовна!
Я прочитал Вашу книгу, любезно подаренную мне Л.Юнивергом (…).
Она превосходна. Написана в наиболее близкой мне манере: «со слезой», что нисколько не идёт в ущерб её информационной плотности. (…) Я нашёл в ней всевозможные совпадения в том, что касается оценок и интерпретаций стихов и прозы МЦ, что, как Вы понимаете, всегда радует читателя.
Мне по душе, как Вы комментируете отношения МЦ с Сонечкой Голлидэй, а цитата на стр.294-295 адекватно передаёт сущность этих отношений, и я, разумеется, скорей поверю МЦ, чем всевозможным вуайеристам, писавшим на эту тему.
Прекрасна глава «Нежеланный гость…», одновременно доказательная и деликатная. Не сомневаюсь, что её по достоинству оценила бы сама МЦ. Ваш комментарий по поводу «мнительности души» (1-й абзац стр.341) точен и красноречив.
Ещё одну чудную цветаевскую фразу Вы приводите в скобках на стр.373: «Каждый поэт – умерший или живой – действующее лицо в моей жизни». Мне радостно сознавать, что и я – в качестве критика поэзии (а я писал о многих русских поэтах, живых и умерших, в том числе здешних) – точно так же ощущаю своих героев – от Пушкина и Грибоедова до Чухонцева и Елены Аксельрод.
Словом, спасибо за книгу. И всего Вам доброго.
Михаил Владимирович Копелиович, литературный критик. Израиль.
«Цветаеву» дочитываю, осталось совсем уж немного, и очень благодарна Вам, Лина, за то, что, благодаря вашей книге, я, конечно же, не только узнала много и о ней, и о времени, но и ...примирилась с Мариной Ивановной, что ли.
Конечно это "факт моей биографии", но мне было очень трудно преодолеть в себе историю с бедной Ирочкой, и некоторые слова её матери о ней (Вы М.И. пощадили и слов этих избегли); теперь же я, если и не забыла их, то, м. б., поняла, в чём дело.
Чтение было для меня делом нелёгким, потому что М.И. всё - таки не самый любимый мною автор, Вы уж извините.
Но есть пассажи пронзительные. (Это и диккенсовское, и ёлки, примыкающие к диккенсовскому, и жизнь в Чехии).
Вы, Лина, сделали великое дело - вернули (я верю в это) многим (как ни суди), всё - таки великого поэта.
Обнимаю Вас.
Ваша Ольга Трифонова
«… Сейчас мне хочется несколько слов сказать о твоей замечательной книге, так сказать, мнение человека нефилологического о такой великолепной филологической работе.
Я, конечно, не могу претендовать на профессиональную оценку. Думаю, эта книга получит наивысшую оценку в литературных кругах и среди читающей публики. Так что второе издание ей обеспечено. Меня в первую очередь поразило, с какой точностью и тщательностью ты препарировала, иначе не скажешь, душевную драму М.Ц. длиной в жизнь, надо сказать, короткую жизнь с позиции моего патриаршего возраста. Порою мне казалось, что я читаю записки психоаналитика, если бы тут же не было проникновения в жуткий мир персонажей Достоевского, сказочный мир Диккенса и своего «родного» Пушкина.
(…) когда, Лина, в твоём изложении предстает мир М.Ц., веришь в чистоту и искренность чувств, не опошленных прихотью и похотью. И даже, когда читаешь о её увлечениях, начинаешь понимать, что ведь это мы сами порой делаем свои увлечения пошлыми и грязными, потому как руководствуемся животным эгоизмом (…).
Лина, я тебя от всей души поздравляю, ты написала замечательный роман. Читаешь и погружаешься в этот удивительный и прекрасный и мучительно трудный мир души М.Ц. Нельзя остаться равнодушным читателем. Читая, хочется не просто созерцать, а соприсутствовать, соучаствовать в этих минувших временах. Наверное, я не смог сказать всего, что чувствую по прочтении книги. Ты щедро делишься с читателем тем богатством своей души и интеллекта, что по прочтении книги испытываешь огромное удовлетворение тем, что ты, хотя и как читатель, тоже сопричастен к этой трапезе для ума и чувств.
Авенир Юшков. Инженер. Пермь
«Я с большим удовольствием, растягивая, прочитал, Линочка, твою книгу. Ты очень точно подаешь материал (часто новый для меня) и очень точно его интерпретируешь. Жанр книги я определил как "вечерние беседы". Сейчас собираюсь так же медленно перечитать твою замечательную книгу…».
Семён Ваксман. Геолог и поэт. Пермь.
«Должна передать тебе тёплые слова твоей читательницы профессора Маргариты Дмитриевны Зиновьевой. Она прочитала уже половину книги и в полном восторге. Говорила мне вчера, что это замечательный филологический труд высокого уровня, что Ты – высококлассный читатель-герменевтик, тонкий наблюдатель, психолог, что у Тебя как писателя хороший слог…»
Маргарита Берсенева. Филолог. Москва.
«…книгу Вашу прочёл. И могу сказать только теми же словами Ариадны Берг, которые Вы приводите: "Я не прочла, я выпила Вашу книгу...". Книга умная, страстная (вот тут страсти к месту!) и во многом Ваши ощущения совпадают с моими. В М.И. дивно жил ребёнок, а поскольку гений - это, как правило, вновь обретённое детство, то гений Цветаевой (и в Вашей книге всё хорошо и об этом) - она была и пребудет изумительным поэтом, никогда не расставшимся со своим детством - со всей его свежестью, невинностью и непосредственностью. Читая книгу, мне казалось, что я увидел Ваше Небо со своими просторами и своей звёздной пылью. Сердечно благодарен Вам за книгу».
Леонид Финкель. Писатель. Израиль.
«Теперь о книге. Я действительно считаю её замечательной. Пишете Вы легко (видимость такая), увлечённо, убедительно. Сразу скажу, что систематически, подряд, от начала до конца (как хотелось бы всякому автору), я её ещё не прочитал. Для этого потребовался бы и достаточный досуг и соответствующий настрой… Но книга у меня на столе. Периодически под настроение я её беру, открываю наугад и обычно увлекаюсь. Или уловив в эфирном пространстве какое-то упоминание о Цветаевой, информацию о ней, беру Вашу книгу и ищу: а что по данному поводу сказано у Вас?
Андрей Афанасьев.
Инженер. Бывший актёр Ивановского Народного поэтического театра имени Высоцкого. Иваново.
«Я часто с Вами мысленно беседую, читая Вашу замечательную, близкую мне по интонации книгу. Но хотелось бы «пожить» в Вашей книге, погрузиться в цветаевскую атмосферу, которую Вы как-то удивительно умеете воссоздать. А мне в силу обстоятельств приходится время от времени заходить в Вашу книгу «в гости» и возвращаться домой к разнообразной суете. «Гости» - это тоже эмоционально важно, но все-таки недостаточно. Некоторые главы я читала раньше (про «быт и бытие», юмор, Достоевского) в виде статей, но, взятые вместе, они действительно образовали КНИГУ, а не сборник, и взгляд на Цветаеву оказался, с одной стороны, новый, не совсем привычный, а с другой стороны, веришь, что это и вправду ОНА. Может быть, потому что постоянно звучит ее голос, а Ваш голос, тоже очень слышимый и узнаваемый, с ним не диссонирует. И сами по себе ракурсы (темы), которые Вы выбрали, очень свежие, неожиданные, разнообразные и открывающие в Цветаевой по-настоящему ВАЖНОЕ. Мне, например, очень понравилась глава про «ангелов», так в ней всё органично переплелось. И про жизнь, конечно, думается: и свою, и близких… Очень психологически кстати оказались Ваши рассуждения по поводу фразы Цветаевой «Стихов мне мало…» о том, в чем поэт больше раскрывается (стихах, письмах, лирической прозе). Я не знала фразы Ахматовой «Лирические стихи – лучшая броня, лучшее прикрытие, там себя не выдашь». Мне это запало в душу, нужно будет обсудить со студентами. Короче говоря, в Вашу книгу хочется возвращаться, и перспектива, что есть возможность это сделать, греет душу. Спасибо Вам за это отдельное!»
Марина Воловинская. Филолог. Пермь
Дорогая Лина!
Твоя книга «Безмерность в мире мер» Моя Цветаева» мне не просто понравилась, она вызвала восторг, изумление. Это панорама внутренней жизни Цветаевой с детских лет до трагической кончины. Но не только это. В книгу вписывается и Х1Х век со всеми его противоречиями и драматическими оттенками, и множество людей, окружающих Цветаеву.
Возвращаясь и перечитывая многие страницы, я вернулась и ко вступлению. Очень точно ты там сформулировала и цель своего многолетнего труда: «Для меня стало безмерно важным понять не столько тот страшный момент, когда у неё не осталось сил, сколько – откуда и как всю жизнь брала она силы, чтобы бороться с отчаянием, чтобы жить».
Первое ощущение читателя – это восхищение необозримым объёмом труда, который вложен в эту книгу. Прочитаны, осмыслены и переосмыслены тысячи страниц дневников, записных книжек, писем, рукописей, доступ к которым стал возможен только сейчас в разных странах Европы и у нас в России.
Но большой успех книги обеспечен тем, как чутко, талантливо отобрано тобой то, что ты комментируешь. В этом отборе раскрывается твоё умение ощущать внутреннюю, скрытую от окружающих жизнь человека. В твоих комментариях раскрываются глубинные аспекты человеческого общения, в которое включается вся душа человека, стремящаяся вчувствоваться в душевное состояние собеседника, в его восприятие мира.
Вот беседа Андрея Белого с Мариной. Цитируя её отрывки, ты стараешься подчеркнуть, что он ощущает её «родным, очень близким человеком». А дальше ты утверждаешь: «Это чувство живёт на таких глубинах, которые не могут быть внятны чужим, поверхностно видящим и слышащим, людям не их породы, духовно посторонним». В этом твоём уточнении – другой уровень восприятия художественного текста.
Раскрывая содержание переписки Марины Цветаевой с близкими ей людьми, ты убедительно, не навязчиво, корректно говоришь об общечеловеческих ценностях, которые людям помогают жить. Голос твой звучит так искренно, так тепло. Близость людей, воспетая на многих страницах цветаевских писем, стихов, прозы, в твоих комментариях обретает новое звучание…
Например: Цветаева о себе в письме Вере Меркурьевой: «От меня шла свобода… На мне люди оживали, как янтарь, сами начинали играть». А вот твой комментарий этих строк письма: «Цветаева выводит самых разных людей на просторы прежде неведомых им эмоциональных и духовных пространств, где они начинают совсем по-иному чувствовать и понимать – так, как сами не ожидали от себя».
Книга изумительная. Восхищает объём информации. Поразительно, что удалось что удалось весь этот грандиозный объём, всю эту потрясающую глубину раскрытия литературного процесса увязать, соотнести с исходной позицией: поэт не просто изображает жизнь, он её видит в пространстве «безмерности в мире мер».
Первую главу своей книги ты назвала словами Цветаевой: «Пишу стихи, когда мне надо к человеку». И первые строчки твоей книги – слова Цветаевой: «Я больше всего на свете люблю человека, человеческую душу, больше природы, искусства, больше всего».
А твой комментарий стихотворения «Тебе – через сто лет» не просто восхищает, он волнует и радует: «Будет тот читатель, который прочтёт всё ею написанное так, как к одному ему обращённое, услышит так, как всегда было необходимо её душе».
Ты вчитывалась в течение многих лет в дневники, записные книжки, письма Цветаевой. Тебе в её внутренней жизни многое понятно, ты ощущаешь корни её поэтических замыслов, ощущаешь, как далеко она видит, как глубоко чувствует, как многое знает о жизни – такое, о чём мы не догадываемся…
Непосредственная стыковка с цветаевским текстом сама по себе диктует необходимость в выразительности языка: читая комментарий, ощущаешь удивительное сочетание какой-то величественной изысканности с простотой и доступностью, которые радуют и волнуют, формируя это восторженное впечатление, которое производит книга, знакомящая нас не только с Цветаевой, но и со множеством людей, с которыми она связана.
…На многих страницах мы, читатели, видим, ощущаем процесс её вхождения, проникновения в миры не только Пушкина, Достоевского, Диккенса, но и многих других писателей – современников – Андрея Белого, Осипа Мандельштама, Бориса Пастернака. У читателя возникает ощущение, что ты не просто «погружаешься» в мир Цветаевой, работая с её дневниками, записными книжками, письмами, а живёшь в нём. Свидетельством этого является глубокое раскрытие характеров людей, с которыми она была связана длительное время. Они воспринимаются не просто как эпизодические персонажи, а как изваяния, отшлифованные скупыми фразами твоих комментариев о её отношениях к этим людям: зоркость и бескомпромиссность сочетаются с великодушием и неизмеримой глубиной понимания природы человеческой.
Изумителен финал книги – конец эпистолярного романа Марины Цветаевой и Бориса Пастернака. «Встреча – невстреча» их в 1935 году, его уход из их общего «неповторимого мира», связанного с его намерением «уйти из лирики». Узнав о его «новой любви», она потрясена открывшейся «способностью Бориса Леонидовича переступить через страдания близких ради собственного счастья». Сказанное ею о своём прежнем отношении к нему – «Я чувствовала его, несмотря на семью, совершенно одиноким: моим…» - содержит такую гамму чувств, такую панораму жизни, которая будет волновать во все времена.
Читатель просто наслаждается тем, что жизнь с её «безмерностью в мире мер» может дарить людям такие светлые чувства, а гениальным поэтам – и способность находить такие изумительные слова, раскрывающие таинства любви. Даже драматизм ситуации отодвигается в сознании читателя на второй план. Он просто рад прикосновению к прекрасному – тому, что такое в жизни бывает.
Твоя книга поможет твоим читателям, включая мальчика, который родится «через сто лет», обрести шкалу ценностей, помогающую ощутить в «мире мер» - иное пространство…
Зинаида Сергеевна Лурье, филолог.
(Блестящий педагог. Помню её совсем молодым директором нашей школы, когда она внесла в «старые стены» творческий дух «шестидесятничества», оживляя школьный курс русской классики неожиданными толкованиями-Л.К.).
Источник: Прислала Отзывы на книгу - Лина Кертман. 19.01.2013Г.