Борис Мансуров ЗАВЕЩАНИЕ БОРИСА ПАСТЕРНАКА.
из Великих поэтов ХХ-го века Борис Пастернак,
призываю друзей Поэзии почтить его светлую
память бокалом вина и чтением его стихотворения "Август"!
Читающим его гениальную "Рождественскую звезду"
Особая благодарность!
Ваш Борис Мансуров.
Борис Пастернак
Борис Мансуров
ЗАВЕЩАНИЕ БОРИСА ПАСТЕРНАКА.
С Ольгой Ивинской, последней любовью и музой Бориса Пастернака я был знаком около семи лет, с 1988 г. до дней ее кончины 8 сентября 1995 г. Разговор с Ольгой Всеволодовной о Завещании Пастернака возник неожиданно, когда я обратил внимание на ее заявление на суде в декабре 1960 г., опубликованное в ее книге.
На суде над ней и ее дочерью Ириной «за валютную контрабанду» Ивинская процитировала слова из распоряжения Пастернака, посланного издателю его романа «Доктор Живаго» - Фельтринелли. Пастернак написал издателю: «…При жизни моей и после смерти всеми моими гонорарами распоряжаться я уполномочиваю Ольгу Всеволодовну Ивинскую».
Ольга Ивинская рассказала:
«Впервые Борис Леонидович стал говорить со мной о Завещании в дни «нобелевской травли», когда он пришел в подавленном состоянии в нашу избу «у шалмана». 24 октября 1958 г. пришла весть о присуждении Борису Пастернаку Нобелевской премии по литературе. С 25 октября в стране советов развернулась подлая травля поэта с требованием к поэту публично отказаться от «вражеской премии». Боря держался до дня, когда его предали сыновья. 28 октября 1958 г. в рабочий день Евгения Пастернака и день учебы Лени, неожиданно, рано утром на Большой даче в Переделкине появились оба сына и предъявили отцу ультиматум: «Если он не откажется от Нобелевской премии, то они отрекутся от него».
Пастернак в гневе прогнал сыновей и бросился ко мне на дачу в Измалково. Он при моем сыне Мите просил меня уйти из жизни вместе с ним, отравившись таблетками нимбутала, несколько пачек которых он принес с собой.
Когда возникла угроза высылки Бори из страны, он решил оставить мне все свои рукописи и дела в СССР, пока не добьется моего выезда к нему в Италию. Его семейство отказалось ехать с ним в изгнание, заявив, что они «должны будут от Пастернака отречься».
Об этом написано в воспоминаниях Зинаиды Николаевны (З.Н.), а также в воспоминаниях Галины Нейгауз и Зои Маслениковой, которые были опубликованы в журнале «Нева».
31 окт. 1958г. Пастернак говорит Зое Маслениковой:-«Я уже решил, если придется уехать, я ничего с собою брать не буду… Всеми своими делами и вещами я Завещаю распоряжаться своему другу. Я вам дам телефон, - он пишет номер Ольги. …Я буду просить, чтобы ее выпустили».
В апреле 1960 г. Боря вновь стал подробно говорить со мной о Завещании. Передавая рукопись пьесы «Слепая красавица», просил издать ее, в случае его ухода, тем же путем, что и роман. Стал убеждать меня, что должен быть похоронен под крылом Фельтринелли, в Милане.
В своей книге «Пастернак приват. Ларе и Ире», вышедшей в 1974 г., Хайнц Шеве, немецкий журналист, доверенное лицо Фельтринелли в Москве сообщает:
« Последняя воля писателя Бориса Пастернака не выполнена. Его воля была в том, чтобы Ольга Ивинская и ее дочь Ирина Емельянова безраздельно получили все доходы от романа «Доктор Живаго».
Интересна «сов. секретная» Записка КГБ в адрес ЦК КПСС (док. 84 в книге « Пастернак и власть»).
«Записка КГБ при СМ СССР о наследстве
Б.Л.Пастернака за рубежом.
22 сентября 1961 г. Совершенно секретно
По имеющимся в КГБ неофициальным данным имеется в банках ФРГ около 8 млн. марок, в Англии – 100 тыс. ф.ст., в банках скандинавских стран 108 тыс. швед. крон за антисоветский роман Пастернака «Доктор Живаго».
В 1960 г. Пастернак отказался от получения денег официальным путем. После смерти Пастернака, как известно, не оставившего Завещания (??? – Б.М.), прямыми наследниками являются – Пастернак Зинаида Николаевна, Пастернак Евгений Борисович и Пастернак Леонид Борисович. КГБ полагает целесообразным: поручить Инюрколлегии принять меры по введению Пастернак Зинаиды Николаевны в права наследования, что даст возможность получить указанную валюту в фонд Госбанка СССР.
Председатель КГБ СССР А.Шелепин».
В 2004 г. в России появилось прямое подтверждение факта изъятия советскими органами Завещания Пастернака. КГБ совместно с руководством Итальянской компартии провели операцию по «захвату документов, передаваемых Ольгой Ивинской к Фельтринелли через итальянского журналиста, члена Итальянской компартии». Об этом написал Карло Фельтринелли, сын Дж. Фельтринелли, в своей книге об отце, «Синьор сервис. Жизнь Дж. Фельтринелли»,2003 г.
Карло на стр. 180 своей книги пишет:
«Супружескую пару Гарритано попросили передать Фельтринелли (6 июня 1960г.) конверт с уведомлением о получении апрельских денег и Завещание Бориса в пользу Ольги….
Хайнца Шеве в то время в Советском Союзе не было.
Гарритано сказали Ольге, что на следующий день уезжают в Рим, однако, отправились на Кавказ и «потеряли» (или позволили изъять у себя) документы «во время сильного ливня». После этого Ольга прекращает всякие отношения с ними, доверяя лишь Х.Шеве».
Из рассказа О.Ивинской:
«Оказалось, что с вечера этого дня Боря стал вести «Дневник болезни», который удалось передать Х.Шеве, и он опубликовал этот дневник в своей книге в 1974г.
В Записке ко мне 30 апреля, суббота, Боря сообщает:
« …Есть надежда, что сегодня придет Кома, я что-нибудь узнаю о тебе. Моя болезнь в полном разгаре… Если потребуется какой-нибудь решительный шаг и надо будет перешагнуть все препятствия, ты об этом узнаешь».
Все мои записки к Боре, а их более 20 шт.(большую часть записок я передавала через медсестер), попали в руки КГБ и где-то упрятаны до сих пор. Пастернак очень ждал приезда Х.Шеве, чтобы с ним решить вопрос своего захоронения в Милане под опекой Фельтринелли.
В Записке ко мне от 5 мая Боря сообщал:
«…Мне уже немного лучше. Все, что у меня или во мне было лучшего, я сообщаю и пересылаю тебе: рукопись пьесы, теперь Диплом. Все нам помогают так охотно… Если бы я был действительно при смерти, я бы настоял на том, чтобы тебя вызвали ко мне…».
Обнадеживающая запись в Дневнике Бори датирована 5 мая 1960 г.: «Сегодня чувствую себя намного лучше…».
После этого дня органы закрыли доступ к Пастернаку. С 6 мая к нему приехали брат Александр Леонидович с женой. Ни Костя, ни Кома, не смотря на уговоры и требования, не смогли пройти к Боре, даже когда его самочувствие было относительно ровным. Как сообщали мне медсестры, дежурившие у постели, несколько дней Боря чувствовал себя очень плохо. Но затем были легкие дни, когда Б.Л. бодро говорил и что-то писал.(В записках прикрепленного к Б.Л. врача, А.Голодец, постоянно находившейся на Большой даче, указано, что 10 и 11 мая «были самые светлые дни за время болезни»)
12 мая Костя пришел к воротам дачи, но его не пропустили».
(Соня Богатырева, жена Кости тех лет, рассказала мне при встрече в Москве летом 2003 г.: -«Костя регулярно приходил к болевшему Пастернаку, не встречая никого на пути от ворот к дому. Но 12 мая ему преградил путь в дом Александр Леонидович Пастернак. Зная решительный нрав Кости, видимо там решили, что только А.Л. его может остановить».
Продолжение рассказа О.Ивинской:
- «Помню, как в те дни приехала Анна Ахматова, которую пропустили на дачу, но не дали войти к Пастернаку. Тогда я вся исстрадалась от неведения, даже рассказы медсестер меня не успокаивали, т.к. Костя считал, что в доме все прослушивается и органы знают о желании Пастернака передать Завещание. Я стала панически бояться за Борю и послала нарочного в Тарусу к Ариадне, умоляя срочно приехать и прорваться к Боре, чтобы увидеть его лицо и услышать его слова.
Ариадна примчалась немедленно и прошла на дачу. Ее не посмели не впустить в дом, хотя органы считали ее «крайне нежелательным элементом». Но в комнату к Пастернаку Алю не допустили, сославшись на его плохое самочувствие, заявив, что «даже Ахматова к нему не вошла».
Ариадна вышла разгневанная в слезах, заявив, что «эти ничтожества совести не имеют, не дают увидеть Борю».
Тогда я решила написать записку Нине Табидзе, с просьбой помочь увидеть Борю, который лежал на первом этаже, и со двора можно было посмотреть на него в окно. Но меня, «как лагерницу и антисоветчицу», органы категорически запретили пускать даже на территорию двора Большой дачи, что беспрекословно выполняло семейство. Мою записку передали Нине Табидзе, но она даже не ответила мне. Хотя еще в 1957 г. мы вместе с Ниной ходили к Боре в больницу, и он был очень счастлив нашей дружбой. Но под оком КГБ Н.Табидзе стала выполнять только их указания. Позже в этом окончательно убедились мы с Ириной, читая судебное дело о нашем аресте в 1960 г., где были заявления Зинаиды и Н.Табидзе с измышлениями в наш адрес.
28 мая 1960 г. к нам пришла в приподнятом настроении медсестра Марина, т.к. после переливания крови Боре стало лучше. Она сказала, что Б.Л. вызывает меня на давно задуманное свидание. 29 утром на шоссе я встретила Зою Масленикову.
Последние два года Зоя с любовью лепила Борин скульптурный портрет, который ему и мне нравился. Об этом портрете Пастернак говорил: - «Теперь есть, что установить на моей могиле. Если мне удастся упокоиться в Милане, то Фельтринелли поставит этот портрет для моего памятника. И тебя с семьей перевезет в Милан, чтобы жили рядом с моей могилой».
Хоронить Пастернака «как короновать», пришло около 3-х тысяч человек. Среди них сновало около сотни «гавриков», фотографировавших нагло, в упор всех из процессии, растянувшейся на 2 км, за плывущим над головами гробом ПОЭТА, от Большой дачи к трем соснам Переделкинского погоста.
Ивинская вспоминала: «У могилы над гробом я припала к холодной щеке Бори, и слезы полились градом, вырвались рыдания и какие-то бессвязные слова. Чья-то жаркая рука обхватила меня, и донеслись слова:- «Не убивайся, сердешная. Хороший человек тебя любил, а этих Бог накажет за зло».
Шеве спросил меня:- «Что говорила вам няня Пастернака, которая вас так крепко обнимала над гробом?» Только тогда я осознала, что слышала,- «Не убивайся, сердешная»,- от Татьяны Матвеевны, няни Лени, постоянно жившей на Большой даче.
После похорон и поминок, 3 июня мы вернулись в Москву, где нас уже поджидали Хесин с представителями КГБ, которые путем обмана и грубой силы отобрали у меня рукопись пьесы «Слепая красавица». Тогда я удивилась отсутствию Заявления Зинаиды, которая не потребовала отобрать у меня все рукописи Бори, т.к. формально это давало возможность КГБ изъять у меня все, что им было угодно.
Позже я вспомнила реплику Хесина, когда отняли рукопись пьесы: «Мы не прощаемся, надеюсь, скоро вернемся за другими интересными материалами». Время шло, но они не приходили.
Тогда я полностью осознала, что родня Пастернака и органы не могут переступить через Завещание Пастернака. Вернулся из командировки Костя Богатырев и сообщил мне о главных положениях Завещания Пастернака, которые изложил ему Борис Леонидович в последний день их встречи 5 мая 1960г.:
1.Все рукописи передавались Ольге для организации их публикации за границей с помощью Фельтринелли.
2. Все гонорары за советские издания и постановки пьес в переводах Пастернака предназначались семье. Средства от зарубежных гонораров оставались за рубежом для расходования и распределения согласно распоряжениям Ольги Ивинской.
3. Б.Л. верил, что наступит время, когда бесчеловечный советский режим рухнет, и что О.В. или Ира доживут до этой поры. И Нобелевский комитет сможет вручить его Нобелевскую премию. «Тогда, - писал Боря в Завещании,- я поручаю Ольге Всеволодовне Ивинской, Ларе моего романа, или Ирине Емельяновой – моим литературным наследникам - принять Нобелевскую премию».
( В письме к сестрам в Англию в октябре 1958г. Пастернак сообщал об этом:
«…Если Нобелевская премия этого года будет присуждена мне и появится необходимость или возможность поехать мне заграницу, я не вижу причин, чтобы не попытаться и не захотеть взять с собою Ольгу»).
4. В Завещании Б.Л. выразил свою волю: « Установить на могиле в качестве памятника – мой скульптурный портрет работы Зои Маслениковой».
5. Где должно состояться его захоронение, Б.Л. еще не решил на день последнего разговора с Костей 5 мая 60г. Он настойчиво выяснял, сможет ли Фельтринелли выкупить его тело и вывезти в Италию семью О.Ивинской.
О.Ивинская вспоминала горькие слова Пастернака:
«И советской власти я давно уже надоел. Да и она мне осточертела. Знаю, еще будут измываться над моей могилой, а тебя посадят в тюрьму, чтобы не мешала им уничтожать память обо мне. Только Фельртинелли по силам уберечь мой прах от надругательства и вытащить вас отсюда. Я думаю, нам надо полностью довериться ему».
Я старалась всеми силами изгнать из его головы мысль о возможности захоронения за рубежами России, но эта мысль все время возникала в голове Пастернака».
Поразительно, но великий Поэт вновь оказался пророком. В ноябре 2006 г. в разгар «суверенной демократии» вандалы надругались над могилой Бориса Пастернака. На его могилу свалили кучи мусора и устроили костер, по примеру нацистов, сжигавших символы культуры на кострах. Об этом сообщили лишь малотиражные газеты России, радио «Эхо Москвы» и радио «Свобода».
Ивинская передала содержание разговора с Костей, 12 мая 60г.:
- «По мнению К.Богатырева, органы поручили кому-то из окружения дачи уговорить Пастернака через них передать Завещание для О.В., т.к. якобы «ни Кости, ни Комы нет в Москве». Состояние здоровья Б.Л. ухудшалось и он, видимо, попался на эту хитрость, и передал Завещание. Тогда я подумала, что таким лицом могли стать или Леня, или Нина Табидзе. Уже много позже, в 1976 г. после убийства Кости Богатырева, неожиданно позвонил мне Леня и подтвердил мои опасения».
В начале 1994 г. я стал говорить с Ольгой Всеволодовной о вышедшей книге воспоминаний Зинаиды Николаевны и о свидетельствах, опубликованных в Сборнике «Воспоминания современников о встречах с Б.Пастернаком», изд.«Слово», 1993 г.
Тогда Ольга Всеволодовна сказала:
«Уже прошло 30 лет и 3 года, как в старой сказке, со дня смерти Бори, но ни кто из родни или завсегдатаев Большой дачи не смог написать так нужную властям фразу: «Борис Пастернак умер внезапно и потому не успел написать Завещание».
Однако, невольно, там и сям вылезают свидетельства о Завещании.
В биографии Пастернака, написанной сыном Евгением, сообщается:
«Вечером 30 мая он ( Б.Пастернак. – Б.М.) ясным голосом вызвал нас с братом, чтобы проститься. Он сказал, что «закон защитит нас, как законных наследников, и просил оставаться совершенно безучастными к другой, незаконной части его существования, - к его заграничным делам».
В Воспоминаниях З.Н. написано: «Шура (Александр Леонидович) присутствовал при Бориной смерти и слышал, как он, прощаясь с детьми, сказал, что дал распоряжение за границу, что он обеспечил детей и обо всем знает Лида. Это были его последние слова».
Костя Богатырев 5 мая 1960 г. передал Ивинской слова Пастернака:
- «Эта камарилья не дождется от меня перевода гонораров в советский Госбанк». В письме к Жаклин во Францию 1959года возмущенный Пастернак сообщает: «Я буду отказываться подписать неограниченное право Госбанка на все будущие и настоящие суммы. Все мое существование восстает против подобной расписки. Против этого договора с Дьяволом».
«Конечно, текст Завещания Пастернака, - говорила Ивинская, - не отвечал требованиям ЦК и органов, что и стало причиной его изъятия у Поэта путем обмана. Об этом говорит и оскорбление, нанесенное родственниками Пастернака Зое Маслениковой».
Сама Зоя М. в своих воспоминаниях так пишет об этом факте:
«Возвращаясь с похорон Пастернака (2 июня 60г.), я узнала от Е.Тагер, что надгробие уже заказано Саре Лебедевой.
«Но ведь Борис Леонидович не раз говорил, что моя работа и будет надгробием! – возмутилась Зоя М. - Застала семью дома за обедом. Объяснила, что Б.Пастернак ясно и неоднократно выражал волю о том, чтобы надгробие ему сделала я.
«Ну, мало ли что он говорил, - услышала я в ответ. – Не надо придавать значение каждому его слову». Я была так поражена, что тут же ушла, чтобы не расплакаться или не сказать лишнего».*
Ольга Ивинская на этот факт заметила:
«Выкрав Завещание Пастернака, органы не допускали исполнения ни одного из его положений, чтобы не вызвать вопросов о содержании остальных, важнейших положений Завещания Пастернака. Потому и «забыли» о скульптуре Зои Маслениковой, которую хотел иметь в качестве надгробия Боря».
Прямым указанием на то, что на Большой даче знали о Завещании Пастернака, служат показания Нины Табидзе, которые она дала представителям КГБ в 1960 г. после ареста О.Ивинской и Ирины.
Ирина прочитала в деле на Лубянке заявления Зинаиды и Н.Табидзе, о чем написала в своей книге «Легенды Потаповского переулка»: - «Кроме слов клеветы на нас и заверений об их неведении о больших деньгах, поступавших Пастернаку как гонорар за роман, «которые получала Ивинская в сговоре с Фельтринелли и французами», есть заявления от Н.Табидзе:
«Ивинская пыталась проникнуть к умирающему Пастернаку, для чего написала мне письмо, на которое я не ответила, для того, чтобы ПОЛУЧИТЬ нужные ей ЗАВЕЩАТЕЛЬНЫЕ распоряжения».
Я спросил у Ольги Всеволодовны: - «Почему вы не рассказали об этом в своей книге?» Ивинская ответила:
- «После зверского убийства Кости Богатырева в 1976 г., я не решилась писать о пропаже Завещания Пастернака. Костя надеялся на помощь Генриха Белля, немецкого писателя – антифашиста, лауреата Нобелевской премии, в поиске украденного Завещания Пастернака. Белль был вхож к советскому руководству.
Накануне приезда Белля в Москву в 1976 г., Костю нашли в подъезде его дома с проломленной головой, от удара опытного убийцы. Костя вскоре скончался. Белль отказался приезжать в Москву, потребовав найти и наказать убийц Кости. Конечно, никаких убийц не нашли. После гибели Кости мне неожиданно позвонил Леня Пастернак и сказал, что постарается сделать то, что не успел сделать Костя Богатырев, чтобы Завещание отца было найдено. Он просил меня не верить тем, кто называет отца «безответственным эгоистом».
– «Отец сделал все так, как говорил Вам в апреле 1960 г. После смерти отца, я запретил матери написать Заявление, как требовали органы, чтобы все отнять у Вас», - сообщил Леня.
– Я сказала Лене, что никогда не верила наговорам на Бориса Леонидовича, и многое мне сообщил Костя. Усилия Лени, по поиску Завещания отца, остались мне неизвестными. В ноябре 1976 г. Леня неожиданно умирает за рулем машины, а ему было только 38 лет».
Митя, в нашем разговоре на тему завещания Пастернака, обратил мое внимание: - «В книге «Борис Пастернак и власть», 2001 г., сделан тщательный отбор и зачистка текстов с тем, чтобы не проскочила информация о Завещании Бориса Пастернака. Однако даже там показался «уголок Завещания».
В Комментариях к разделу «Организовать востребование наследства», п.4 комментария, на стр.303 книги «Пастернак и власть…», сотрудники спецархива написали:
«Учитывая волю Б.Л.Пастернака, кроме сыновей – Евгения и Леонида, в число наследников была включена Ольга Всеволодовна Ивинская».
Где же могли прочитать,- говорил Митя,- хранители «секретных» архивных материалов о «последней воле Пастернака», которую не посмели нарушить?
Непреклонность Фельтринелли, имевшего доверенность от Пастернака на исключительное право Ольги Ивинской распоряжаться его наследием за рубежом, заставила советскую власть просить «антисоветчицу, морально разложившуюся и происходившую из дворян, склонявшую Пастернака в период нобелевского скандала к выезду из страны» (текст из «секретной» Записки КГБ ) войти в число наследников Пастернака. И только ее согласие позволило советским властям и членам семейства получить средства от зарубежных гонораров Пастернака. Конечно, львиную долю денег забрала себе власть. О.Ивинская была уверена:
- «О Завещании Пастернака знало и руководство ЦГАЛИ, подчиняющееся КГБ, когда в 1970 г. выдало мне Справку №116-42 от 11.02.70 г. о том, что «рукопись «Слепой красавицы» принадлежит О.В.Ивинской».
В официальном Заявлении издательства Фельтринелли и официального представителя Инюрколлегии СССР, опубликованном 1 марта 1970 г. в центральной газете Правительства Италии «Коррере дела Сера» говорится:
«…Сыновья автора и его верная спутница Ольга Ивинская, унаследовавшие во владение авторское право после кончины Бориса Пастернака, заключили с издателем Фельтринелли полноценный договор».
Этим документом, утвержденным Инюрколлегией СССР, Завещание Пастернака получило юридическое подтверждение.
У могилы Бориса Пастернака, 1961
Борис Мансуров у камня Бориса Пастернака, на Аллее поэтов г. Вашнгтон.
⇐ Вернутся назад